– Да, я знаю. – Она прекрасно его поняла. – И мы же, только что. Вместе…
Инга опять прижалась лицом к его груди, но в ее голосе, все еще напряженном и немного свистящем, слышалась все та же улыбка.
– Хорошо, я не знаю почему, но я только сейчас действительно поняла, что ты… Что с тобой все в порядке. Когда с обычным порядком дня соотнесла. Господи! Я так рада! Просто, это как-то получилось, как с разбегу во что-то влетела.
Наплевав на все его попытки, она обняла его с такой силой, которой Нестор не очень мог бы ожидать от трясущихся рук. Но он продолжал себя сдерживать. Силы его «радости» она сейчас могла не выдержать. Провоцировать новый приступ нервного удушья на фоне затухающего шока он не хотел.
Однако и это не могло не радовать, Нестор отметил, что сейчас она более адекватна в разговоре. Взгляд Инги теперь действительно казался осмысленным и осознанным. Понимающим реальность. Там не было больше того куража и эйфории. Зато море искренней радости.
Хорошо. Это принесло ему удовлетворение. И осознанно, и неосознанно, она приняла его всем естеством.
– Что это за шорох? – Инга вдруг вся как-то напряглась и немного отклонилась от него.
– Какой?
Он тут же вернул ее назад, все-таки сжав сильнее. И внимательно осмотрелся. Лютый не слышал, не видел и не ощущал вокруг ничего, что могло бы быть опасным. Никакого шороха. Реального.
– Не знаю. Такой странный, – Инга откашлялась и вновь тяжело сглотнула перед очередным вдохом. – Словно колючий. – Она помолчала. Передернула плечами, отчего с пересохших губ сорвался новый хрип. – Ладно, не обращай внимания. Видно, это тоже мои галлюцинации.
– Галлюцинации?
Ему не понравилось ее описание. Совсем не понравилось. Слишком оно напоминало, что слышал он. Но каким образом Инга могла уловить этот шорох?
Инга, кажется, немного смутилась. Его?
– Я часто слышала похожий шорох там, в твоем доме. Несколько раз потом. Даже сейчас. Мой психиатр говорит, что это тоже реакция мозга на стресс и травму.
– Когда?
– Что «когда»? – в этот раз Инга не поняла его скупой вопрос. Чуть нахмурилась.
– Когда слышала шорох?
Она вздрогнула, заставив руки Нестора против воли его разума сжаться еще чуть сильнее.
– Когда одна была. И потом иногда. Не помню конкретно.
То, что она хотела бы прекратить сейчас это обсуждение, буквально вибрировало в сорванном из-за удушья голосе. Нестор решил пока отодвинуть тему. Тем более в разуме все четче формировалось подозрение, что это он повинен в ее «галлюцинациях». Еще раз проведя по ее спине ладонью, он развернул Ингу и, поддерживая ее, попытался усадить назад, в машину.
Но Инга, с новой улыбкой, отодвинула его руку, крепко пожав ладонь Лютого перед этим:
– Все нормально Нестор. Я в состоянии сама сесть.
Она произнесла это достаточно четко, ясно и уверенно, несмотря на голос. И спокойно. Но и твердо. Так, что он присмотрелся к ней внимательней, вновь отмечая собранность и внутреннюю силу принадлежащей ему женщины. Вспоминая, как она вела себя таким же образом, когда он увозил ее из этого города, пряча. И, кивнув, отступил на полшага, позволяя Инге сесть в автомобиль самостоятельно. Хотя не мог не отметить, что руки сами тянутся поддержать и направить ее. Это желание он пока пригасил. Обошел машину и сел, заводя двигатель. Инга же, с достаточно довольным видом, как для того, кто всего десять минут назад был едва не на грани смерти от удушья, повернулась к нему и вновь одними губами прошептала:
– Спасибо.
Он кивнул. И тут, в тишине салона автомобиля, очень отчетливо раздался звук урчания в желудке. И прозвучал он точно от Инги. Лютый развернулся и еще раз выразительно осмотрел ее всю, будто бы напоминая, сколько именно она потеряла веса из-за того, что совершенно не следила за своим питание. Инга откровенно смутилась. И от того, что тело выдало ее с головой, и от этого «выразительно» упрека. Но почему-то все равно улыбнулась:
– Я так давно не чувствовала себя голодной, – даже удивленно тихо произнесла она. – Вообще есть не хотелось.
Нестор только крепче сжал руль, выезжая на дорогу.
– У тебя в доме еды почти нет, – заметил он, стараясь сохранить равновесие и спокойствие, хотя негодовал по этому поводу весь последний месяц.
И Инга это поняла, кажется. А так же то, что он за ней наблюдал очень пристально некоторое время. Он не раз отмечал ее ум. Сейчас это так было очевидно. Как и умение сохранять рассудительность, чего она почти лишилась за месяц с ним.
– Сколько ты находился рядом? Все эти три месяца?
Нестор покачал головой, чуть притормозив перед въездом в город.
– Месяц. Последний.
Инга промолчала и о чем-то задумалась.
– Знаешь, думаю, я понимала… Ощущала тебя, – наконец, после пяти минут тишины заметила она.
И все, ничего более. Не спрашивала, где он был и что дела еще два месяца.
Лютый тоже промолчал. Ему и самому часто казалось, что Инга чувствует его присутствие. И уточнять это казалось бессмысленным. А вот заехать за хоть какими-то продуктами представлялось первоочередным. Сыра, йогуртов, крекеров и яичницы Инга наелась на десять лет вперед. Как и кофе.
Впрочем, все это не мешало ему наконец-то заняться анализом последних событий.
Он много думал о том, что происходило с ним и с этой женщиной, пока находился в Карпатах. Бродя по лесу в поисках тропинок, которые почти забыл, умываясь в ледяных ручьях и речках, засыпая среди гор – Нестор размышлял над тем, мог ли он сам своим поведением довести Ингу до ужасного состояния потерянности и полной дезориентации личности? Могли ли его собственные «тени и демоны», заполнявшие мозг и душу Нестора, разрушать и Ингу? Вырываться из-под его раскрошившегося контроля и терзать ее?
Ведь она сохраняла самообладание и рассудок даже после недели полного одиночества в его доме. Здраво оценивала ситуацию и искала выход. В тоже время, проведя с ним несколько недель, Инга, казалось, потонула в пучине каких-то кошмаров и страхов. Надломилась.
Он очень хорошо помнил тот день, когда к ним приезжали милиционеры. И то, как потерянно и безнадежно Инга тогда цеплялась за него. Проведя не одну ночь под открытым небом, порою даже не разыскивая укрытия среди деревьев, он в итоге пришел к одной мысли, поначалу показавшейся Нестору сумасшествием. Что если, подчиняя себе каждый ее шаг, оберегая и направляя каждое действие Инги, пусть и для ее ж безопасности, он «запирает» ее вместе с собой и своими «демонами»? Ведь, по сути, Нестор всегда стремился контролировать и управлять собой, чтобы не позволить вырваться той части собственной натуры, которой не мог управлять, которая этим его и настораживала.
Ладно, откровенность требовала признать большее – он с самого детства боялся этого знания и силы, которая была его составляющей. После своего первого убийства и обвинения бабки в том, что и Нестор, подобно матери, не умеет контролировать себя, он даже не пытался далее познавать эту силу. Не пробовал научиться ею управлять. Просто запер в себе. В самом отдаленном и глубоком угле сознания и души, сосредоточившись только на том, чтобы не позволить ей стать определяющей.
Однако если и дальше быть честным с собой, жажда и потребность, необходимость заполучить себе Ингу, практически полностью разрушила этот контроль. И возможно, только возможно, его сила оказала это подчиняющее влияние на Ингу, давя ее волю и стойкость, которую Нестор отмечал с самого начала наблюдения и изучения этой женщины. Ее силу духа.
Нестор оказался вынужден отступить. Но он ни за что в мире не собирался отказываться от Инги. Он просто не мог этого сделать. Физически. Сегодня он не соврал ей ни в одном слове – она была его частью. Его сутью. Дыхание рядом с ней становилось легким и сладким. Само существование приобретало смысл. Причем, куда больший, нежели существование от заказа до заказа в попытке заглушить шорохи и голоса в своей голове.