Александр Солженицын. Интервью для журнала «Шпигель»
Москва, июль 2007
Последнее прижизненное интервью писателя. Шеф московского бюро «Шпигеля» Маттиас Шепп, бравший это интервью в доме писателя вместе с главным редактором журнала и начальником иностранного отдела, позднее на вопрос: «Кто из тех, у кого вы брали интервью, был самым искренним?» — ответил:
«Александр Солженицын. За год до его смерти он дал нам большое интервью. Он уже чувствовал, что смерть близко. И он очень глубоко размышлял о прошлом и будущем России. Мудрый. Можно не согласиться с некоторыми позициями, но это интервью, которое я никогда не забуду. Когда я вышел из его дома, это был день рождения моей жены, у нас дома ждали 30 гостей. Но мне хотелось просто уйти в лес и думать о том, что он сказал, смотреть на звёзды. Этого я никогда не забуду» (http://www.amur.info/simple/2011/03/22/4301).
Интервью напечатано в журнале Der Spiegel, 23.07.2007. Одновременно по-русски — в журнале «Профиль», 23.07.2007.
Александр Исаевич! Мы застали Вас как раз за работой. В Ваши 88 лет Вас, кажется, не покинуло ощущение, что Вы должны, обязаны работать, хотя здоровье не позволяет Вам свободно перемещаться по дому. Откуда Вы черпаете эту силу?
Внутренняя пружина была. От рождения была. Но я с удовольствием отдавался работе. Работе и борьбе.
Мы видим только здесь четыре письменных стола. В Вашей новой книге, которая в сентябре выходит в Германии, Вы вспоминаете, что писали даже во время прогулок в лесу.
Когда я в лагере был, то я писал даже на каменной кладке. Я на клочке бумажки писал карандашом, потом содержание запомню и уничтожаю бумажку.
И эта сила не покидала Вас и в самые отчаянные моменты? Да, казалось: как кончится, так и кончится. Что будет, то будет. А потом получалось, вроде что-то путное вышло.
Но вряд ли Вы так думали, когда в феврале 1945 года военная контрразведка в Восточной Пруссии арестовала капитана Солженицына. Потому что в его письмах с фронта были нелестные высказывания о Иосифе Сталине. И за это — восемь лет лагерей.
Это было южнее Вормдитта. Мы только выбрались из немецкого котла и прорывались к Кенигсбергу. Тогда меня и арестовали. Но оптимизм у меня всегда был. Как и убеждения, которые толкали меня.
Какие убеждения?
Конечно же, они с годами развивались. Но я всегда был убеждён в том, что совершал, и никогда не шёл против своей совести.
Александр Исаевич, когда Вы 13 лет назад вернулись из изгнания, происходившее в новой России Вас разочаровало. Вы отклонили Государственную премию, которую Горбачёв предложил Вам. Вы отказались принять орден, которым хотел наградить Вас Ельцин. А сейчас Вы приняли Государственную премию России, которую Вам присудил Путин, некогда глава той спецслужбы, предшественница которой так жестоко преследовала и травила Вас. Как всё это рифмуется?
В 1990 году мне была предложена — отнюдь не Горбачёвым, а Советом министров РСФСР, входившей в состав СССР, — премия за книгу «Архипелаг ГУЛАГ». Я отказался потому, что не мог принять лично себе почёт за книгу, написанную кровью миллионов.
В 1998 году, в нижайшей точке бедственного народного положения, в год, когда я выпустил книгу «Россия в обвале», — Ельцин лично распорядился наградить меня высшим государственным орденом. Я ответил, что от Верховной Власти, доведшей Россию до гибельного состояния, награды принять не могу.
Нынешняя Государственная премия присуждается не лично Президентом, а высоким экспертным сообществом. В Совет по Науке, который выдвинул меня на эту премию, и в Совет по Культуре, который поддержал это выдвижение, входят самые авторитетные в своих областях, высокоуважаемые люди страны. Будучи первым лицом государства, Президент вручает эту премию в день национального праздника. Принимая награду, я выразил надежду, что горький российский опыт, изучению и описанию которого я отдал всю жизнь, предупредит нас от новых губительных срывов.
Владимир Путин — да, был офицером спецслужб, но он не был ни следователем КГБ, ни начальником лагеря в ГУЛАГе. Международные же, «внешние» службы — и ни в какой стране не порицаемы, а то и хвалимы. Не ставилась же в укор Джорджу Бушу-старшему его прошлая позиция главы ЦРУ.
Всю Вашу жизнь Вы призывали власть к покаянию за миллионы жертв ГУЛАГа и коммунистического террора. Был ли Ваш призыв по-настоящему услышан?
Я уже привык, что публичное покаяние — везде в современном человечестве — самое неприемлемое действие для политических фигур.