Говорю это вполне осознавая, что упоминание лейтенанта Шмидта подрывает доверие к прочим моим титулам, но из песни слова не выкинешь. Бабушка была убежденной коммунисткой и воспитывала меня в режиме жесткой партийной дисциплины. Идиш она наверняка знала, но ни разу, ни единым словечком не выдала этого знания. Просто отрубила свое еврейство - начисто, без остатка. Оба моих деда погибли еще до войны, задолго до моего рождения, от рук, вернее - от клювов, сталинских соколов. Московской бабушки я практически не знал, мама и папа тоже были членами партии, так что о праздниках Песах, Суккот и о Торе я услышал лишь в старших классах школы от своих товарищей, которые, прямо скажем, тоже мало что понимали в еврейской традиции.
- Приходилось ли вам в процессе учебы в школе и в институте сталкиваться с проявлениями антисемитизма?
Конечно. Но это было что-то само собой разумеющееся. Если человек рождается там, где небо постоянно затянуто тучами, то он просто живет с этим, как с данностью, и если удивится, то скорее солнечной погоде. Знаете, я закончил в этом году довольно пространную сагу о своем поколении - роман под названием «Мир тесен для инопланетян» (две первые части которого опубликованы в «Иерусалимском Журнале», их можно прочитать на сайте «Журнального зала»). Там есть рассуждение о том, как должны чувствовать себя инопланетяне, вынужденные жить в принципиально инородном окружении, мириться с ним, мимикрировать под него. Мы - я и мои сверстники-евреи - были именно такими инопланетянами. Это факт, подтвержденный многими историческими примерами: даже самая глубокая ассимиляция евреев мало что меняет в плане их отчуждения. Чаще всего, напротив, она лишь усиливает антисемитизм.
- Приведите, пожалуйста, один из таких примеров.
- Историк Бенцион Нетаниягу, отец нынешнего премьера, написал совершенно потрясающую книгу об истоках испанской инквизиции. Описывая ассимиляцию марранов в XV веке, Нетаниягу использует очень точный образ.
Ассимилированные евреи воспринимались как чужеродный вирус, пытающийся внедриться в организм преобладающего населения. Антисемитизм - элементарная реакция отторжения.
Да, пока евреи оставались евреями, кастильского христианина время от времени выводило из себя соседство с ними. Он объяснял свою ненависть религиозными или экономическими причинами, но при этом кое-какой симбиоз все же имел место. Но вот евреи крестились, стали как все - то есть, исчезли и религиозные, и культурные, и экономические основы для ненависти. И что же? Ненависть только усилилась, потому что с точки зрения организма вирус превратился из внешнего врага во внутреннего, а значит, стал еще опасней.
Возвращаясь к вашему вопросу. Мы, вдоль и поперек ассимилированные российские евреи, распинавшиеся в своей любви к русскому языку, русской литературе и прочим посконным березкам, были совершенно искренними в этой своей любви - в точности, как те марраны в своей любви к христианской Испании. Но при этом мы не могли не чувствовать вышеупомянутой реакции отчуждения. Чувствовали это все мы, хотя и реагировали по-разному, в соответствии с известными защитными механизмами. Кто-то с пеной у рта отрицал наличие проблемы, кто-то качал права, кто-то обижался, кто-то скрепя сердце соглашался на статус вечной жертвы, кто-то делал практические выводы в плане перемены окружающей инопланетной среды.
- Вы правы - именно для того, чтобы защитить себя и семью, иногда евреи вынуждены были креститься. Хотя в массовом порядке это происходило только в средневековой Испании, когда королева и инквизиция поставили евреев перед смертельным выбором.
- Это не совсем верно. Массовые крещения в Испании происходили на рубеже XIV- XV веков, задолго до учреждения инквизиции католическими королями Фердинандом и Изабеллой. Первая такая волна была еще в 1390-е годы, за век до изгнания. Евреев действительно ставили перед выбором: крещение или смерть. В этом, собственно, и заключалось отличие испанских погромов от того, что происходило во Франции или на Рейне во времена крестовых походов и Большой чумы: там-то никакого выбора не было - просто убивали без долгих разговоров. Этим и объясняется массовость крещений на Пиренеях и их почти полное отсутствие в других областях Европы.