Свое нервное состояние Регина списывает на близость цикла. У нее он в конце сезона – каждого из четырех. Четыре раза за год – не так уж и много, она слышала, что у некоторых это происходит ежемесячно. Бедняжки. Родись она с таким обменом веществ, то не слезала бы с таблеток. Брр!
– Вы ведь та самая Регина Миллс, – нарушает вдруг тишину охранник, сопровождающий Регину, и та вздрагивает.
– Да, – не видит смысла она отрицать. Наверное, он читал ее статьи.
Охранник кивает, продолжая шагать вперед.
– И как вам здесь?
Регина медлит, прежде чем ответить. Здесь – это в тюрьме? А как здесь может быть?
– Я рада, что имею возможность уходить отсюда, – говорит она, когда наконец формулирует свои ощущения.
Охранник снова кивает, затем делает жест рукой, пропуская Регину вперед себя.
– У вас три с половиной часа, – напоминает он, и Регина спохватывается:
– Можно мне стул?
Она знает, что это не по правилам, но боится, что не выстоит столько. И не только потому, что вновь надела каблуки.
Регина изгибает губы в своей самой соблазнительной улыбке, способной затронуть чувства самой неприступной беты. Охранник колеблется, однако кивает и уходит, бурча, что сейчас вернется. Регина остается ждать и нетерпеливо поглядывает на стекло, за которым, как и вчера, темно. Она молчит, хотя внутри все бурлит от желания поскорее начать спрашивать.
Наконец стул принесен, Регина усаживается на него и почти шепчет:
– Я знаю, что вы здесь, Эмма Свон. Покажитесь.
Конечно, она здесь. Куда же она денется?
Темнота сдвигается, и заключенная STRBRK20-15 улыбается своему посетителю.
– Я же говорила, что ты вернешься.
Она выглядит точно так же, как и вчера, и это почему-то заставляет руки слегка задрожать.
– Вы сделали все возможное, чтобы ваше предсказание сбылось, – Регина старается сохранять невозмутимость, но ей это удается с трудом. Она ерзает на стуле, который должен был возвысить ее над Свон, вынужденной стоять во время интервью, однако выходит наоборот: Регина ощущает себя… жертвой, да, это самое близкое объяснение ее состоянию. Она смотрит на Свон снизу вверх и не ощущает спокойствия. Еще вчера она не хотела сюда возвращаться – зачем же вернулась? Только ли ради интервью?
Свон изучающе смотрит на Регину, затем прижимает ладонь к стеклу, и Регина едва удерживает себя от того, чтобы вскочить и прижать ладонь со своей стороны. Нелепый и быстрый страх ползет по ее спине вместе с каплей пота. Только ли интервью привело ее сюда, снова задается она вопросом. Или есть что-то еще?
Возможно, нехотя признается себе Регина, близость цикла и давнее отсутствие партнера играет с ней злую шутку. Свон не альфа, но сейчас это не столь уж и важно. Цикл диктует свои правила, и Регина до дрожи счастлива наличию стекла: ей не хочется демонстрировать неспособность сопротивляться сексуальному влечению. Еще вчера она была полностью уверена, что разыграет все по нужным нотам. Уже вчера все кардинально поменялось, и вот уже Эмма Свон садится за рояль.
Регина нервно потирает ладонью шею под волосами. Ноздри ее трепещут: она все еще хочет учуять хоть что-нибудь. Место, лишенное запахов, внезапно кажется ей неправильным, неестественным. И еще более неестественным потому кажется ей то, что у Свон, там, за стеклом, есть запах. Какой он?
Наверное, стоит найти себе кого-нибудь сегодня. Определенно. Тогда, когда начнется цикл, будет легче.
– Где вы родились? – спрашивает Регина, когда понимает, что молчание затянулось. – Кем были ваши родители?
Она выпрямляет спину, скользя взглядом по спокойному лицу Свон. Надежды на то, что удастся подловить, мало, но все-таки она есть.
Беты рождаются только от союза бет.
Омеги и альфы – от альф и омег.
Свон не может быть всеми сразу.
Регина подается вперед, жадно вслушиваясь, боясь пропустить хоть слово. Она внимательно изучала материалы дела Свон, но там не было ничего о ее родителях, а ведь это многое бы объяснило.
Свон убирает ладонь со стекла, и Регине отчего-то становится досадно. А потом она слышит спокойное:
– Я родилась в больнице. Мои родители были людьми.
Это и ответ, и не ответ. Регина непроизвольно хмыкает. Ей досадно и одновременно забавно. Это определенно игра. И она заводит. Регина любит играть, а еще больше она любит выигрывать. И здесь она тоже выиграет – так или иначе.
– Ваши родители – мужчина и женщина? – уточняет она, надеясь, что хотя бы здесь услышит что-то определенное. Случаи беременности мужчин довольно редки и обычно заканчиваются выкидышами из-за недостаточного - как правило - развития матки у омег, хотя история знает нескольких альф, рожденных от однополых союзов.
Свон улыбается, и каким-то образом темнота проникает в эту ее улыбку и заставляет Регину намокнуть между ног. Темная камера, темная Свон. Это настолько неожиданно и настолько дико, что Регина какое-то время сидит, стараясь не шевелиться, а потом резко сжимает бедра, в который раз забывая, что никто не учует ее запах: система обеззараживания воздуха работает очень четко. Кроме того, вокруг в свободном доступе одни беты, а им все равно, чем пахнет Регина.
Регина сглатывает.
Ей говорят, что ее запах – запах красных роз. Она не знает, какой он, и узнает только тогда, когда встретит своего соулмейта – так уж заведено. Только тогда розы откроют ей свой аромат. Остальные цветочные запахи Регина ощущает в полной мере, и альфы, несущие их, довольно привлекательны для нее. Иногда она встречает и омег, от которых исходит аромат лилий или тюльпанов, но сами омеги ей не так уж интересны. Время от времени Регине хочется почувствовать что-нибудь к носителям других запахов, но вселенная распорядилась определенно: если твой запах – запах цветов, то и в пару ты себе можешь выбирать лишь таких же. Остальные – это остальные. Они не для тебя. Может быть, это и мудро, потому что во время цикла Регина может совершенно свободно общаться с альфами, пахнущими, например, кофе, и не бояться потерять контроль. Говорят, раньше было иначе, и любой альфа мог по желанию брать себе любого омегу, бету или даже альфу. Регина не застала это время: она родилась на триста лет позже. И ее все устраивает.
Кроме Эммы Свон, раздевающей ее взглядом.
Что?!
Регина невольно прикрывает вырез на блузке руками, а потом слышит громкий смешок и чувствует, как краснеет.
– Знаешь, – доверительно говорит ей Свон, снова прижимая ладони к стеклу, – тебе не обязательно заходить так издалека.
Регина непонимающе хмурится. Свон подмигивает ей, и между ног вновь становится горячо. Проклятые таблетки совершенно не действуют! Регина собирается написать жалобу, как только выйдет отсюда, а пока что бормочет растерянно:
– Что? В каком смысле?
У нее в голове шумит. Она понимает, что происходит что-то неправильное, что-то, что ни в коем случае не должно происходить. Это тюрьма строгого режима, никто здесь не может испытывать влечение, это просто невозможно! Специальные системы и не менее специальные люди следят за этим двадцать четыре часа в сутки! Так почему же с ней такое творится?!
Она все еще объясняет себе это бездействием таблеток, когда Свон отвечает:
– Ты ведь хочешь знать, кто я.
Регина отшатывается, когда Свон лбом, грудью, бедрами прижимается к стеклу, словно намереваясь выдавить его и шагнуть сквозь осколки.
– Ты хочешь знать, чем я пахну.
Возбуждение настолько остро пробивает пах, что Регина на мгновение забывает, зачем она сюда пришла. А когда вспоминает, то больно прикусывает внутреннюю сторону щеки. Такого рода непрофессионализм неприемлем! Она здесь не для того, чтобы искать себе пару! Не среди убийц! Но… Да.