Она хочет это знать.
Свон наблюдает за ней с интересом, не отлипая от стекла. Улыбка блуждает по ее губам, и Регине хочется стереть ее. Чем угодно, как угодно, но стереть! Выжечь! Вырезать!
– Я хочу знать лишь о том, о чем спрашиваю, – говорит Регина, когда убеждается, что голос ее не будет дрожать. Нижнее белье вымокло напрочь, и такое впервые происходит вне цикла. Что-то явно не так, но разбираться с этим придется позже. Это интервью должно быть взято!
Придется стиснуть зубы.
– Задавай нужные вопросы, дорогая, – смеется Свон и наконец отходит от стекла, наполовину скрываясь в темноте камеры. Регине вдруг становится любопытно, как выглядит то место, где Свон провела уже столько времени. Есть ли там кровать или убийц заставляют спать на голом полу? Куда они ходят в туалет? Подобного рода тюрьмы не новинка для Мэна, однако никогда еще их внутреннее убранство не было продемонстрировано широкой публике, а заключенных никто никогда не спрашивал о том, удобно ли им.
Регина приободряется и берется за карандаш.
– Мисс Свон, – как можно более официально начинает она, и собственный тон отвлекает ее от тревожащих ощущений, – вы можете описать вашу камеру? На чем вы спите?
Она не сомневается, что уж сейчас-то ответ получит, и предвкушает первую победу: в самом деле, этот вопрос не касается ничего из того, о чем Свон так упорно не хочет говорить. Однако Свон отрицательно качает головой, и торжествующая улыбка медленно сползает с губ Регины.
Что?..
– Чтобы увидеть, как я тут живу, тебе придется зайти, милочка.
Регине кажется, что голос Свон проползает ей в самое нутро, касается потаенных мест, изворачивается там как гибкие пальцы. Между ног по-прежнему горячо и влажно. В голове плавает мутный туман. Наверное, нужно было принять больше таблеток. Кто же знал…
Зайти? Она в своем уме? Да кто же пустит репортера внутрь! Вся суть посещений сводится именно к тому, чтобы оставаться по разные стороны стекла!
– Возможно, – слышит Регина свой голос и холодеет от осознания произносимого, – я так и поступлю.
Она не верит тому, что говорит.
Вчера ей нужно было лишь задать ограниченное число вопросов и получить хоть какие-нибудь ответы.
Сегодня она уже собирается сделать то, чего не делал никто до нее.
Она хочет зайти в камеру к одной из самых жестоких убийц столетия.
И, может быть, вдохнуть ее запах.
Темнота многообещающе улыбается Регине вместе с Эммой Свон.
========== Глава 3 ==========
– Меня не поймут, если я не зайду к ней. Я заходила к тиграм, я заходила в горящие дома, я обезвреживала бомбу с саперами – и я не зайду в обычную камеру? Нелепо.
Регина вызывающе усмехается и закидывает ногу на ногу. Она сидит в глубоком кресле – самом неудобном из тех, в которых ей доводилось сидеть – и смотрит прямо в глаза суровому мужчине по имени Альберт Спенсер. Спенсер – начальник тюрьмы, и только он может разрешить – или не разрешить – то, чего Регина так старательно добивается. Ее собственный шеф отказался делать это и предоставил Регине полную свободу. Именно ею она сейчас и пользуется – ведь всем им нужно это интервью, не так ли?
Эмма Свон вновь не ответила ни на один из вопросов, и это настолько бедственное положение, что его нужно срочно исправлять. Газета уже дала анонс будущего интервью, читатели изнывают от нетерпения, их нельзя обманывать – такова официальная версия нового условия Регины. Она убеждает себя и окружающих, что дело нужно завершить.
– Вы можете установить дополнительное стекло в камере или надеть на заключенную наручники, – предлагает Регина, втайне содрогаясь от того, как близко будет к ней Эмма Свон: пусть даже в наручниках, пусть даже за еще одним стеклом. Она уже совершенно точно знает, что стремится попасть в камеру не только для того, чтобы явить миру очередное шокирующее интервью. Конечно, нет.
До начала цикла остается четыре дня. Это практически ничего. Вчера Регина провела в ванной около двух часов, стараясь избавиться от усиливающегося запаха. Сегодня ей кажется, что у нее не вышло. Абсолютно ничего не получилось.
Спенсер – бета, и по его лицу невозможно ничего понять: как все беты, он управляет собой лучше альф или омег. Регина гордится своим умением сохранять маску, но ей далеко до любого из тех, кто здесь работает.
– Так что же? – уточняет она в очередной раз, слегка прикусывая губу от мысли, как близка к Эмме Свон: ближе, чем когда бы то ни было. – Вы позволите мне сделать это?
Спенсер сцепляет пальцы, продолжая молча разглядывать Регину. Она подавляет порыв поерзать и сидит столь непринужденно, сколь позволяет ей тело, жаждущее прикосновений. Это категорически неправильно – рваться в такой ситуации в эпицентр бури, – но Регина не может – и более того, не хочет – отступить. Тщеславие и возбуждение правят ею одновременно, и если с одним из них она бы справилась, то против двоих нет никаких сил.
Эмма Свон – что-то новое для Регины. Что-то запретное. И, как и все новое и запретное, оно предельно интересно. Регине чудится, что она разгадает какую-то тайну, если войдет в камеру к Свон, и она стремится туда всеми правдами и неправдами, маскируя животный интерес ответственностью перед читателями: ведь это так удобно!
– Вы – очень странный человек, мисс Регина Миллс, – размыкает губы Альберт Спенсер, и Регина вздрагивает.
– Почему?
Спенсер слегка улыбается, и улыбка у него холодная и неприятная, как у большинства бет, когда они не стараются произвести впечатление.
– Я разрешу вам войти в камеру к заключенной, – отвечает он невпопад, но Регине уже и не нужно знать, почему она странная. Она добилась своего. И неважно, чем именно руководствуется Спенсер. Возможно, это станет важно после, когда закончится цикл, и Регина начнет мыслить ясно, а пока что она просто держится за свое интервью, чтобы не погрязнуть в пучине желания.
На улице ей становится легче. Она запрокидывает голову и смотрит на окна тюрьмы, зачем-то пытаясь угадать, где окно камеры Свон.
В этой тюрьме сидят беты – те, для которых запахи все же играют роль. Рожденные по ошибке, сами не обладающие никаким запахом, а потому не имеющие возможность отыскать себе пару. Природа жестока, она сводит с ума, а потом заставляет расплачиваться за чужие ошибки. В какой-то момент бета, живущая спокойной жизнью, вдруг понимает, что где-то рядом ходит ее соулмейт, и сосредотачивается на том, что до этого момента не волновало ее вовсе. Родители-беты не объясняют детям, как вести себя в таких случаях – никто не думает, что у них родится ребенок с отклонениями, – а потом всегда бывает поздно. Беты оказываются брошены в пучину того, с чем альфы и омеги знакомы с рождения, но последние могут себя контролировать. Беты же теряются, и редко когда рядом с ними находится человек, учащий их сдерживаться. Чаще всего они принимаются преследовать того, чей запах свел их с ума. Но преследуемый – будь он альфой или омегой – никогда не отвечает на призыв: у бет даже в таких случаях не появляется своего запаха, а потому они остаются непривлекательными для альф и омег. Все это имеет печальные последствия: неудовлетворенные, оскорбленные, уязвленные, беты убивают своего «соулмейта». Запах, тревожащий их, уходит, и вместе с ним уходит и помешательство. Как правило, после этого беты сами сдаются в руки к правосудию и честно отбывают положенное им наказание. Правительство понимающе относится к таким случаям и даже стремится досрочно освобождать бет, ведь они не могут нести полной ответственности за то, что природа жестоко посмеялась над ними, однако родственники жертв не дают своего согласия на послабление наказания. В случае Эммы Свон же речь и вовсе идет о смертной казни.