– Хорошо, – бросает в итоге Спенсер и машет рукой. – Ваша взяла. Только подпишите бумаги на случай, если что-то пойдет не так.
В первый момент Регина не верит собственным ушам. Она добилась невозможного. Она изменила систему. Ненадолго, но изменила. Получила то, что ей так нужно сейчас.
Она едва находит в себе силы, чтобы подняться: предвкушение захватило ее тело со вчерашнего вечера, и невыносимо тяжело противиться ему. Почти все мысли Регины – об Эмме Свон, и что действительно должно ее смущать, так это то, что ни одна из них не касается интервью. Должно – но не смущает. Ни капли.
– Все будет хорошо, – говорит Регина уверенно и кивает Спенсеру, с трудом вынуждая себя оставаться на месте. Ей хочется ринуться вперед, добраться до камеры Свон и ворваться туда со стоном, показывающим, как тяжело ей дается роль профессионального репортера. Впрочем, когда она последний раз вспоминала, зачем на самом деле она здесь?
Спенсер говорит:
– Обеззараживатель отключат не сразу. Свон должна на самом деле испытать изумление, иначе мало что получится: врачи говорят, что с самоконтролем у нее все в порядке.
Регина сглатывает жалкую слюну, едва смачивая пересохшее горло, и кивает.
– Я ведь тоже почувствую это?
– Разумеется, – немного свысока смотрит на нее Спенсер. – Вы уверены, что удержите себя в руках?
Регина заставляет себя засмеяться.
– Конечно, я уверена.
Она совершенно не уверена. Более того: она планирует НЕ удержать себя в руках. Иначе какой во всем этом смысл?
Охранник, сопровождающий ее, новый, и он ничего не говорит и не задает вопросов. Только у самой камеры он протягивает руку.
– Вашу сумочку.
Регина прижимает ее к груди.
– Мне разрешили! – стремительно лжет она до того, как затуманенный эйфорином* мозг понимает суть вопроса.
Охранник колеблется.
– Спенсер разрешил, – развивает такую важную для нее ложь Регина. – Можете спросить у него.
Если что, она прикинется дурочкой и скажет: «Но так ведь никто ее не отобрал на входе, я решила, что все в порядке!», но охранник явно не хочет совершать лишних телодвижений.
– Тревожная кнопка у двери, – бурчит он, пропуская Регину вперед. Та рассеянно кивает и заходит внутрь гораздо быстрее, чем в прошлый раз. Что ж, теперь ведь она знает, чего ожидать.
И все же нет. Не знает.
Она втягивает в себя воздух сразу же, как за спиной закрывается дверь, однако системы еще не отключены, и это довольно разочаровывающе. Привычный уже полумрак окутывает камеру, Регина моргает, пытаясь отыскать в нем себя и…
– Как часто мы стали видеться, мисс Регина Миллс.
Эмма Свон сидит на «липком» стуле, как и в прошлый раз. И выглядит весьма привычно. Вот только кое-что определенно в ней поменялось.
Регина сдается на милость волне возбуждения и эйфорину, выплескивающемуся наружу.
У Свон распущены волосы. И их ужасно хочется потрогать.
– Я хочу, чтобы вы поговорили со мной, мисс Свон, – хрипло говорит Регина, сохраняя в себе остатки стыдливости и не решаясь сразу приступить к тому, ради чего пришла сюда сегодня. К тому же, она не до конца уверена, что камеры и микрофоны отключены, как обещал Спенсер.
Свон тихо смеется, чуть запрокидывая голову, и Регина жадно смотрит на белую шею, представляя, какой на вкус может быть ее кожа. Она помнит ее губы, но на теле еще столько мест, куда можно поцеловать, куда нужно укусить!
Вчера Регина почти не спала, представляя себе сегодняшний день, и утром пришлось наносить в разы больше маскирующего крема и втирать дополнительную дозу отбивающей запах мази. Но она знает, что глаза ее все равно горят почти больной похотью, а запах привлечет любого альфу.
И Эмму Свон тоже. Если она альфа.
– Мне нужно знать…
Регина шагает вперед, судорожно сжимая сумочку. Свон следит за ней, не сводя взгляд, и это тяжелый, страстный взгляд, от которого подгибаются колени и увлажняется нижнее белье. Впрочем, куда уж влажнее!
– Мне нужно знать, – повторяет Регина, дрожа от нестерпимого желания покончить со словами и приступить к делу.
– Спрашивай, – не говорит, а приказывает Свон, и Регина охотно подчиняется ей.
– Вы – альфа?
Она все еще на «вы», что в такой ситуации кажется нелепым и смешным.
Свон хмыкает, передергивая плечом. У нее бледное лицо и неожиданно темные глаза, хотя Регина помнит, что они должны быть светлее. Должно быть, освещение.
– Мой ответ что-нибудь изменит? – интересуется Свон, и Регина прерывисто и торопливо выдыхает:
– Нет!
Наконец-то она не лжет. Потому что уже давно приняла решение, которое, быть может, как-то изменит ее жизнь. Обязано изменить, она ведь не каждый день приходит в тюрьму к убийце, которая одним взглядом может заставить ее выпрыгнуть из белья.
Свон медленно облизывает губы, и Регина пристально следит за этим движением, непроизвольно постанывая и не особенно хорошо сознавая это. Еще она плохо помнит, где находится. Ноги сами несут ее вперед, и она не сопротивляется, забыв, что планировала для начала услышать необходимый ей ответ.
Свон притягивает ее. Слишком сильно для не-альфы, слишком сильно для человека без запаха. Регина слабо понимает, что происходит, а главное – почему так происходит. Цикл лишает омег желания разбираться в первопричинах. После утоления первого голода они ненадолго возвращаются в этот мир, но до этого возвращения у Регины есть еще время, и поэтому она захвачена лишь одной мыслью.
Она хочет, чтобы ее трахнули.
Чтобы ее трахнула Эмма Свон, и это настолько сильное, жадное желание, что оно занимает все время, все мысли, все существо Регины. Никогда раньше она не испытывала такого влечения к кому бы то ни было. Ей не с чем сравнивать, и она попросту тонет в своей страсти, забывая, кто она. Для Эммы Свон у нее нет ни язвительных вопросов, ни саркастичных ответов, ни гнева, вспыхивающего всегда так быстро и уверенно. Эмма Свон словно уже забралась внутрь нее и теперь управляет. А Регине это нравится. И она хочет больше. Намного больше.
В какой-то момент Регина видит вдруг, как Свон меняется в лице, и это не просто одна легкая гримаса. О, нет, это полный переворот! Глубочайшее изумление захватывает взгляд, изменяет линию губ, заставляет бледную кожу немного покраснеть.
– О, боже мой… – в голосе Свон слышится столько потрясения, столько дрожи, столько восхищения, что Регина забывает, как дышать. А когда вспоминает, то едва не падает в обморок.
Незнакомый запах пробирается ей в горло, щекочет и проваливается вниз, в желудок, обволакивая его собой. Регина пошатывается, слепо взмахивая руками в попытке схватиться за что-нибудь. Сладкая дрожь расползается по телу. Это ощущение сродни оргазму, но гораздо… интимнее, если вообще бывает что-то интимнее оргазма, разделенного с другим человеком. Словно какая-то неведомая сила обнимает ее, прижимает к себе.
– Что это? – хрипло шепчет Регина, пока перед глазами расплываются разноцветные круги, разбавленные темнотой. И слышит:
– Я бета. Я долбанная бета!
Но сейчас это уже не столь важно.
Регина делает еще один, более глубокий вдох.
– Розы, – говорит она. – Ты пахнешь розами?
Она не знает, как пахнут розы, но никакой другой запах не действовал на нее с такой силой, не сбивал с ног, не проникал внутрь и не вливался в кровь, растворяясь в ней. Это розы. Она абсолютно уверена.
Свон подается вперед, будто собираясь встать, но стул, разумеется, удерживает ее на месте.