БР: В последнее время у меня довольно много материала собирается. Кое-что нравится. Это, как я называю — если верно помню Дилана Томаса, — некая игра слов. Вроде «пони взнуздывают ночь». Так и чувствуешь слова.
БУК: Томас был одним из немногих, кому сходила с рук, как я ее называю, ультрапоэтичность. Очень редкое существо может стать Томасом. Он же просто брал все, что хотел. И ему сходило с рук. Он был поэтичен, но это ему сходило с рук — вы же понимаете, о чем я.
БР: Мне попадается много «лысых, плачущих окон» и тому подобного, это как бы мило и развлекает. Эта фраза мне просто в голову пришла.
БУК: У меня тоже есть журнал — «Лаф литерари»[59], — и мне попадается порядочная дрянь.
ДЖО: А французские и/или немецкие поэты на вас как-то влияли?
БУК: Вильон — его можно считать французом? Так его фамилия произносится?
ДЖО: Вийон?
БУК: Который вор.
ДЖО: Ах да.
БУК: Его изгнали из Парижа.
ДЖО: Да, в Средние века.
БУК: Вот только он, наверное. Знаете, не умею произносить эти фамилии, у меня же нет формального…
ДЖО: Бодлер, Рембо?
БУК: И тот и другой мне без разницы.
ДЖО: А современные, вроде… Кокто, например?
БУК: О, ну этот-то не очень современный.
ДЖО: Не очень, это правда.
БУК: Он и прозы много писал, нет?
ДЖО: Да. Сен-Жон Перс?[60]
БУК: Нет. Французы мне безразличны.
ДЖО: Элюар?
БУК: Нет.
БР: А меня Рембо заводил.
БУК: Он тут сравнительно популярен.
БР: Генри Миллер написал эссе «Время убийц», и я подумал: ничего себе! Это ж надо, такой мощный человечище всего в восемнадцать-девятнадцать лет, а потом взял и бросил — и занялся чем-то другим.
БУК: Это я могу понять.
БР: Почему?
БУК: Само писательство — слишком много народу считает, что это такое до чертиков романтическое занятие. Я знал многих писателей, и они не очень… люди, как мне кажется. Раздражительные, нервные, их искусство их подтачивает.
БР: Почему так? Это же как батарея: она разряжается, если хочешь стать хорошим писателем, энергия высасывается, человеческая сила — и тебя иссушает. Так что ж тут поделать? Иногда. Не всегда.
БУК: Ну, по-моему, писатели по большей части не очень приятные люди. Я бы предпочел поговорить с гаражным механиком, который на обед жует бутерброд с колбасой. Вообще-то, я бы у него и научился большему. Он человечнее. А писатели — скверная публика. Я стараюсь держаться от них подальше.
БР: Но вы же в зеркало смотритесь, правда?
БУК: Э-э-э…
ДЖО: Что вы думаете о Жане Жене?
БУК: Жене очень хорошо начал, нет?
ДЖО: Да, очень хорошо.
БУК: С этой своей тюрьмой. Но вот сейчас он превращается в какого-то эстрадного затейника. С этими «черными пантерами»[61]. Аж из Франции приехал. У меня есть черные знакомые, и, честно говоря, им это не нравится. Прессе про такое не рассказывают. Здоровенный черный парняга — шесть футов четыре дюйма, двести восемьдесят фунтов, настоящий убийца с виду — сидит на кушетке с бутылкой пива и говорит: «Буковски, нам не нравится, что этот француз приперся из Франции и впаривает нам, понимаешь, или помогает нам, или говорит, что так, а что не так. Он же не в курсе, потому что его тут не было». Он на сцене. Ну, от гомосексуализма такое с людьми иногда бывает. Или писатели — начинают хорошими писателями, а потом становятся политиками, или им взбредает в голову, что надо вождями какими-то быть. Эта фашистская тема Эзры Паунда, к примеру. Они становятся пророками — и, как правило, паршивыми.
БР: Вот поэтому, когда я думаю о литературной сцене Южной Калифорнии — мне страшновато, что туда проползет какая-нибудь литературная политика, — мне не хочется, чтобы вдруг начинались чтения, понимаете, или получалось, или поощрялось какое-то квазиэстрадничество. Поощрять не хочу, иными словами.
БУК: По-моему, поощрение не особо им и требуется. Когда я думаю о литературной сцене Южной Калифорнии, особо ничего на ум не приходит.
БР: Почему — и это мне всегда покоя не дает — но у меня всегда такое чувство, что Беркли — как оголенный провод. Когда я работал в городе коммивояжером, я приезжал в Беркли в книжные магазины и просто тащился. Беркли казался живым, пульсирующим, как Левый берег. Не знаю, потому ли это, что Л.-А. географически растянут, или еще почему, но нам тут чего-то не хватает.
59
60
61
В 1970 г. французский писатель и политический активист Жан Жене (1910–1986) был приглашен партией «черных пантер» в США, где провел три месяца: читал лекции, писал и посещал процесс по делу лидера партии Хьюи Ньютона.