Перед тем как ступить на тропу пьянства, он написал несколько стихотворений и один рассказ. Рассказ выиграл премию престижного журнала «Стори» в 1944 году, когда Буковски было двадцать четыре. Будущее выглядело радужно. Нью-йоркский агент попросил Буковски о встрече, чтобы поговорить о его писательском будущем, угостил выпивкой, ужином.
Буковски вспоминает:
— Я ему сказал, что пока не готов. И тут же намылился на дно жизни. Бары стали единственным смыслом моего существования. В том, пятилетнем, бывало даже так: если бар набивался, бармен — здоровенный бычара с садистской жилкой — вызывал меня на «боксерский» матч. Трюк, разумеется, был в том, что я позволял ему себя избить для увеселения посетителей. Но однажды я устал от игры и завалил эту сволочь — меня тут же вышвырнули. И я остался на улице и без работы, вот так вот.
Вскоре Буковски нашел себе еще одну такую должность — там он продолжал паясничать и выполнял мелкие поручения, бегал за сэндвичами и выпивкой. С 1945-го по 1955-й в графе «профессия» он писал «пьяница».
Ему как-то удалось выйти из этой хмари, и к 1956 году он уже писал. По-прежнему пил, но писал.
— Может, в промежутке я и написал что-то, — говорит он, — но не уверен.
Кое-что из «возможно написанного в промежутке» привлекло маловероятную поклонницу — юную, богатую техасскую красавицу лет двадцати.
— Когда она впервые мне написала, я думал, это розыгрыш, — ворчит Буковски, отхлебывая эль. — Но она твердила, что любит мои стихи, а через них и меня, и можно ли ей, пожалуйста, приехать и со мной познакомиться. Наверное, я ответил «да» в пьяный миг, потому что и опомниться не успел, как она уже была тут.
На миг он мрачнеет, его длинное изъязвленное лицо с седеющим нимбом волос становится задумчивым.
— Она была прекрасна, — бормочет он. — Только это я и помню. Некоторое время увивалась вокруг, но так ничего у нас и не получилось. Она не могла напиться, а я не мог протрезветь, «и вместе им не сойтись»[76] Наконец она вернулась в свой Техас, и больше я ее не видел и не слышал о ней.
Первую серьезную литературную работу Буковски написал в двадцать два, за пару лет до большого запоя. И припоминает, что где-то по дороге записался в класс творческого письма лос-анджелесского городского колледжа.
— От препода во мне все сразу опустилось, — говорит он. — Парень был полное МУДЛО. Чай с печенюшками и студенты у ног на мягком коврике. Если это поэзия, то я бабуин с полосатой жопой!
Высоким фальцетом Буковски изображает, как преподаватель защищал некое произведение под названием «Поэма Красного Паука», написанное студентом, которого он называет Классовым Членом Уильямом. Это уморительная пародия, и я покатываюсь со смеху, на что Бук замечает:
— Вы знаете, где смеяться, — хорошо!.. Как бы то ни было, — продолжает он, — это меня и доконало. Мое первое и последнее занятие по писательству. Поэтому я себе сказал: ладно, если им нужна игра, буду играть в Буковски. Его я знаю лучше всех.
Он ностальгирует по тем потерянным дням?
— Черта с два! — рявкает он, и битое лицо его раскалывается скупой улыбкой. — Мне нравится настоящее. Не знаю, когда мне бывало хуже или лучше одновременно. — Он громко рыгает. — Зеленая смерть, — ворчит он, помахивая банкой.
Поэтическая репутация Буковски создавалась не вдруг — то было медленное строительство методом проб и ошибок. Как это бывало со многими поэтами, сначала его опубликовали в Маленьких Журналах. Первое стихотворение, вышедшее в печати, «Привет», появилось в «Матрикс» в 1946-м. Еще два напечатали там же позднее в том же году, а четвертое — в 1951-м. Затем наступил «долгий запой», и никаких стихов Буковски не печатал до 1956-го, когда одно произведение появилось в издании «Нейкид иэр», а еще два — в «Кихоте». Первая подборка стихотворений — восемь штук — вышла в 1957-м в «Арлекине». После этого он начал печататься все регулярнее в других Маленьких Журналах; в 1958–1959 годах новые стихи Буковски появлялись в дюжине или больше «малышей», среди которых были «Хёрс», «Белойт поэтри джорнал» и «Эпос».
Первый сборник Буковски — брошюрка «Хёрс пресс» «Цветок, кулак и зверский вой» — вышел в 1960-м. В 1962-м последовали еще два: «Рисковые стишки для проигравшихся» («7 поэтс пресс»)[77] и «Гонки с загнанными» («Мидвест поэтри чапбукс»),