— Ты и не мог ни на что рассчитывать, потому что я застала тебя на месте преступления, Мартин. А сейчас ты отпустишь меня, ведь я опасна.
Мартин отпустил ее и поднялся на ноги. Нагнувшись, он поднял с пола халат и швырнул его на кровать.
— Мы напрасно тратим время, твое и мое, — резко бросил он, взял поднос и пошел к двери.
— Ну, кто же бежит? — бросила ему в спину Юдит.
Он обернулся и мрачно взглянул на нее.
— Никто не бежит, милая моя. Я примирился с неизбежным. Год назад я знал, что ты не готова к серьезным отношениям, и ничего не переменилось. Ты по-прежнему не хочешь этого. Что касается моих опасений… Я не боюсь тебя и никогда не испытывал страха. Напротив, я тосковал по тебе и потому захотел опять увидеть. Но это подсказало мне сердце, а не разум. Я не собираюсь затыкать никому рот. Мне только очень жаль, что твоя наивность канула в Лету. Я так любил тебя за это.
С этими словами Мартин захлопнул дверь, а Юдит вскочила на колени и швырнула подушку ему вслед. Потом она рухнула на покрывало лицом вниз и призналась себе, что Марти ей не ровня.
— Боже, Боже, — простонала она. Вот настоящая причина! Мартин бросил ее потому, что она из другого круга. Линда — всего лишь предлог. Мартина же напугало то, что разделяло их.
Прошлое опять поплыло перед ее мысленным взором: его ухаживания, настойчивые и неотразимые. Для нее все это оказалось новым и непривычным. Действительно, ее погубила неискушенность, и столкнувшись с первыми признаками эмоциональной нестабильности, она предпочла не связываться и избегать проблем.
Внезапно Юдит захотелось наружу, вдохнуть свежего воздуха и побродить по снегу. Но где взять теплую одежду и обувь? Она покопалась в шкафу, вдыхая знакомый до боли запах его тела, его одеколона («Данхилл», вспомнила с ностальгией Юдит), и раскопала пару новеньких свитеров и брюки от горнолыжного костюма. Все это она напялила на себя. Шерстяные белые носки обнаружились под бельем, в среднем ящике комода.
Мартин домывал посуду в кухне и с иронией посмотрел на то нелепое, что явилось его глазам: одежда свисала на худенькой фигуре, носки хлопали по полу.
— А Дастин с Норис здесь живут? — спросила она.
— Ты же знаешь, дом слишком мал для проживания прислуги.
— Но я видела, как Дастин уезжал со своими чемоданами.
— Они живут по соседству в деревне, а в тот день остались на ночь. Здесь много ближе к автостраде. А зачем это тебе?
— Я подумала, что у Норис есть зимняя обувь, которую можно позаимствовать. Хочу прогуляться по первому снегу.
Мартин посмотрел на нее как на сумасшедшую.
— Не дури. Как ты пойдешь во всем этом?
Юдит выглянула в окно. Снег перестал падать, и осеннее солнце на бледно-голубом небе заливало ровным, холодным светом укутанную снегом землю доброй старой Англии.
— Мне нужно подышать свежим воздухом и кое-что обдумать, — сдавленным голосом сказала она.
Мартин кивнул.
— В таком случае иди в гостиную и посиди у открытого окна. А то походишь на огородное пугало.
Юдит прикусила губу и подошла к нему.
— Марти, мне очень надо выйти, — жалобно сказала она. — Я не могу думать здесь. Слишком многое напоминает о безоблачном прошлом. Ты заставил меня кое о чем задуматься, посмотреть на все по-иному. Мне очень неважно сейчас и надо разобраться в себе самой… на воздухе.
— О'кей. Воздуха здесь предостаточно, но я тоже пойду с тобой.
— Нет, пожалуйста, — воскликнула она и нервно провела пальцами по своим роскошным волосам. — Мне надо побыть одной. Если ты тоже пойдешь, то опять станешь увещевать меня. Но только я сама смогу помочь себе.
Мартин пожал плечами.
— Вот старые зимние ботинки Норис, ее куртка и перчатки. Но не заходи слишком далеко…
— Я не малый ребенок, — отрезала Юдит.
Мартин бросил ей куртку, его глаза сверкнули.
— Неужели? А я-то думал…
Юдит промолчала, быстро переоделась и выбежал на улицу.
Она с наслаждением вдохнула чудесный морозный воздух, напоенный свежим ароматом первого снега и милыми запахами деревни. Как она любила это уютное и тихое место, их тайный приют вдали от шумной сутолоки Лондона! Здесь Мартин Шервуд превращался из озабоченного, задерганного бизнесмена в ласкового и заботливого друга и любовника. Здесь он был ей ровня.
Но разве это так уж необходимо? Мужчина и женщина не должны стремиться к равенству, если хотят чувствовать себя счастливыми, и ей следовало бы давно понять это. Марти был прав. Он любил ее, потому что они такие разные, а она считала, что именно поэтому их отношения обречены. История с Линдой и фирмой ее мужа лишь подчеркнула их различия. Но сам Мартин тоже виноват — ведь он толком не удосужился объяснить что к чему. Даже сейчас, после всего, что случилось, он не потрудился рассказать ей все и тем самым еще более усугубил тяжесть ситуации.