— Освободить должен был для Губарева.
— Да.
— Кто отправлял смс Богатыреву, Самойловой и Белозёровой?
— Юрочка развлекался. Он вообще человек неуправляемый. Делает то, что ему захотелось. Он говорит, что он неординарная личность и не может быть обыкновенным киллером. Поэтому придумывал разные убийства. Говорил, что так его будет сложно вычислить, следаки голову сломают, пока все воедино сведут. В общем, игры у него такие.
— Зачем вы заманили всех в заброшенный дом?
— Это была шутка.
— То есть хотели убить.
— Нет.
— Конечно, я — замминистра — взяточник, проходил по делу с фальшивыми деньгами, у Антонины в сумке деньги, почти все фальшивые, и журналистка, ведущая расследование. Они встретились во время передачи взятки, и попали под криминальные разборки. У всех дырки в голове.
— Бред. Не было такого.
— Благодаря Маргарите.
— Везучая — сказала она таким голосом, в котором не слышалось зависти.
— Зачем вы устроили слежку за Антониной Самойловой?
— Тоня каким-то образом решила, что она детектив. Пуаро и доктор Ватсон в одном лице. Я увидела на её столе лист бумаги с табличкой. Он был скомканный и расправленный, поэтому привлек мое внимание. А там заметки об Ирине, Кристине и Надежде. Я сразу догадалась, что она все раскопает. Но так же я была уверена, раскопав это, она закопает себя. Подписала себе приговор. Но нам нужно было найти флэшку. Марина Задорожная оказалась журналисткой. И очень, хочу я вам сказать, дотошной. Она за два дня нарыла столько, сколько я за год спрятать не могла. Она подслушивала, подсматривала. И я поняла, что она слышала информацию, которая может нас со Славиком погубить. Юра накосячил — убил девчонку, а у неё оказалось копии компромата. Мы послали Юру следить за Тоней, потому что было подозрение, что флэшка у Тони. Он хотел забраться к ней домой, но явился пьяный муж и комфортно устроился спать перед дверью. Ночью Тоня вышла из своей квартиры, посидела на площадке и пошла в министерство. Я когда по башке ей треснула, так испугалась, а вдруг она кони двинет, и убежала, а надо было все обыскать. В квартире все это время был муж. Вечером следующего дня пришел Максим Анатольевич. Тоня не оставалась одна ни на минуту. Зато появилась возможность поковыряться в её кабинете. Она нужна была нам, как специалист. Тоня делала схемы, а я их переделывала. Легче простого, когда есть ключ от кабинета, а у Тони нет мозгов поставить пароль на компьютер.
— У Тони есть мозги, она просто слишком доверчивая.
— Этим мы и пользовались. Она нужна была нам. Единственный человек, которым было легко управлять, и она ничего не могла заподозрить. Это позже план поменялся.
Она много рассказала, при этом кое-что утаив, но Богатырёв был уверен, что наговорила она уже на приличный срок. Компромат, который был на флэшке, любой адвокат мог легко обесценить — и гильотина вмиг превращается в пыль, которую уносит ветер. А вот чистосердечное признание, да ещё на камеру несмываемыми буквами прописывает Зинаиде Васильевне приговор.
Богатырёв смотрел на неё и понимал, что если бы спрута не остановили, он бы отрастил себе миллион ног и продолжал душить и измываться над честными людьми.
Она как будто услышала его мысли, подтвердила:
— Трудно взять первую пачку, трудно переступить через себя и взять первую взятку. Потом легче. Но с каждой новой пачкой мелькала мысль, что это последняя. А потом выяснялось, что нужно ещё. Все время появлялись какие-то предложения, от которых не хотелось отказываться. То нужно купить машину, то ремонт в квартире сделать, то квартиру купить, то посетить оперу в Москве. Путевка в лучший отель на всю семью на две недели обходится почти в полляма. Подумывала округлить взятку до миллиона, потом до двух. А уж потом хватит. Нужно остановиться. Не успела.
Шилов вызвал конвой, Зинаиду Васильевну увозили в следственный изолятор.
На улице стояла прекрасная погода, солнце не испепеляло, дул мягкий ветерок. Богатырев смотрел на Зинаиду Васильевну и ловил себя на мысли, что ему её жалко. Она согнулась, пыталась прикрыть браслеты на руках, поникла, смотрела себе под ноги. Она собственными руками открыла себе дверь в тюремную камеру, закрыла за собой радости жизни. Разве стоили наворованные рубли, машины, одежда, украшения, рестораны, курорты разлуки с внуком?
Но с чувством жалости он знал как бороться. Грустно хмыкнул и сказал:
— Наслаждайтесь, Зинаида Васильевна.
— Чем? — не поняла она.
— Свободой. Это ваш последний час.
Она влезла в Уазик — шагнула в неволю, к которой она так настырно шла, к которой сама себя приговорила — и села на железный стул, привинченный к стенке машины. Дверь закрыли. Она смотрела через армированные прутья стекла безнадежным взглядом. Губы её скривились, ощущая критическую неизбежность. Мысли были скептичны.