Выбрать главу

— Домработница не слышала ваш разговор с отцом с самого начала, но услышала такую фразу: «Если бы не Лизка, не было бы у тебя внуков». Вы можете это объяснить? Я не могу понять, во-первых, если Виктор Иванович удочерил Лизу, и речь шла о внуках, значит у неё есть дети? во-вторых, у него все-таки есть внучка Рита.

— Нет и нет — стукнула она ладонью по столу. — Не угадали.

— Поясните — потребовал Кузнецов.

— А с удовольствием.

Действительно она наслаждалась реакцией на каждое слово. Рита медленно увядала. Сергей был возмущен. Да и следователя она смогла удивить, хоть была уверенна, подобного рода человечество не поддается эмоциональным скачкам. Она рассказывала то, о чем не говорил Иван. Да он этого и не знал.

— Не помню, когда отцу это говорила. Наверное в очередной скандал. Мы часто ругались, а я в порыве ярости себя не контролирую. Характер у отца был не сладкий. Он терроризировал нас всех: и меня, и мать, и брата. Я сначала жалела, что Лёша ушел, а потом поняла, так даже и лучше. Я одна у родителей. Они долго ругались. Мужики в семье горячие. Гордые. Когда Лёшка стукнул дверью, отец запретил нам с ним общаться. Он думал, тот на коленях приползет прощение просить. И он ему все выскажет, отчитает как семилетнего мальчишку, а потом простит, по голове погладит. А Лёшка возьми и тоже взбрыкни. Неверное он их возненавидел за обман. Мать потом винила отца, что раньше все не рассказали. А отец если уж чего решил, то стоит на своем, и экскаватором не сдвинешь. Он и со мной так же поступил. Пилил-пилил пока я сама не ушла. Видите ли жених мой не понравился. Так не ему же жить с ним. Главное чтоб мне нравился. Я конечно миллион раз пожалела. Раньше он финансировал мои выставки. Краски, масла, холсты покупал. И в один момент это все закончилось. Я посидела полгода на накоплениях, а потом к нему поползла. Просила. Умоляла. Требовала. А он стоит на своем. Сказал, раз ушла с мужиком, то пусть мужик меня и содержит. Мамка втихую от отца деньги высылала, но он и её поймал. Запретил. А потом ещё хуже стало. Когда он узнал, что я родила в семнадцать лет.

— А как же вы это скрыли?

— Они думали, что на меня Москва так влияет и отправили меня учиться в Тмутаракань. Художественная школа Задрюпинска. Зато туда приезжал Шагал — последние слова она сказала с иронией разбавленной ненавистью. — Но он же там не остался. А мне пофиг где учиться было, я талант. У меня учились. В общем, я там родила, а ребеночка в роддоме оставила, потому что ребеночек и не человек, а овощ натуральный. — Она повернулась к Лизе, закатила глаза и помотала головой. Вздохнула о своей горькой судьбе и продолжила: — А потом приехала домой. Депрессия. Жуть. Мать почувствовала. Я ей рассказала. Она сама мне сказала, чтоб я бате ничего не говорила. А я и ей-то не собиралась. Просто бутылку коньяка у него сперла и бухнула. По пьяни и выболтала. Только сказала, что ребеночек умер при родах. Мать поверила. Да и я была уверенна, что она померла.

— Удивительная семейка.

— Лет пять назад мать отцу проболталась. А отец возьми и найди её. Выжила. Я даже не верила. Тест ДНК сделала. Действительно мое отродье. Офигеть. За ней бабка какая-то смотрела. В общем, он притащил её домой. Нянек нанял. Лизка иногда на человека была похожа. Вроде понимала что-то. Реагировала. Он её полюбил. Представляете?! Вот это полюбил. Как можно? Я при уме, разговаривать могу, хожу, двигаюсь, себя сама обслуживаю, он меня не любит, а вот этот овощ любит.

Рита легонько провела по шее и заметила:

— Ах вот почему Лиза, увидев кровь, сказала, что это её.

— Отец ей внушил. Он готовил вашу встречу. Вот и внушал дурочке. Но это всё не правда.

— Что не правда?

— Что вы родственницы. Алексей ушел из дома, когда узнал, что он приемный.

Она сделала радостную паузы, дала себе возможность насладиться реакцией.

— Мой отец… — Рита развела руками. Её родовое древо сломалось под натиском ураганного ветра. Треснуло у самого основания. Щепки разлетелись в разные стороны.

— Да, милочка. Ты к Белозёровым никакого отношения не имеешь. Мои, слышите, мои родители его приютили.

— Усыновили — машинально поправил Кузнецов.

— Подобрали оборванца. А он, видите ли, обиделся, что они ему двадцать с лишнем лет голову морочили. Он думал, что родной, что мы брат и сестра, а оказалось, что он брошенка, подкидыш. Требовал от отца, чтоб дал координаты биологических родителей. А мать с отцом сказали, что сами не знают и ему искать не советуют. А у него было воспаленное чувство правды. Вот пусть бы на себя обижался, что не чувствовал ложь двадцать лет.