На удивление ветеринарная клиника ещё работала.
— Мы до последнего пациента — сообщил доктор и грустно взглянул на двух кошек и одну таксу. — А лаборатория работает до четырех. Так что заберете свои анализы завтра.
— Как Джек?
— Я оставлю его ещё на сутки.
Рита забеспокоилась:
— Что-то не так?
— Всё так — мимоходом говорил доктор, обрабатывая руки перед следующим пациентом. — Понаблюдать надо. Вы не переживайте, мы его уже покормили. Ест с аппетитом — это показатель. Вы должны улыбнуться.
Рита растянула губы в улыбке и быстро сомкнула их:
— Почему тогда я не могу его забрать?
— Забрать можете, но завтра — тон доктора был таков, что Рита не имела право спорить и тем более беспокоиться.
— Я могу к нему…
Доктор перебил:
— Нет. Он только привык, а вы сейчас его обрадуете, обнадежите и уйдете, ему будет тяжело. Нет — повторил он на её молящий взгляд.
В очередной раз убедившись, что день сегодня не задался, она поехала к бабушке.
В бабушкином дворе наблюдалось оживление. Никифоров Стас вышагивал от клумбы до окон и обратно, Кузьминична в компании внучки сидела на лавочке, Петрович курил возле подвала, пару детей повисли на воротах, трое катались на велосипедах (благо, что не во дворе). Такое ощущение, что соседи решили поселиться у Надежды Семеновны, при этом взяв дом штурмом. Надеясь, что бабушка хорошо забаррикадировала двери изнутри, Рита поинтересовалась:
— Что здесь происходит?
Старики оживились — иногда Риту это не радовало, вот как сейчас. Обычно причиной подобных визитов и посиделок была нерадостное дело.
— Ой, Риточка, — обрадовался Петрович, затушив окурок о стену подвала, раздавил его пальцами и спрятал в карман.
— Риточка, не справляемся — запричитала Кузьминична, хотя это было её постоянное состояние.
— Рита, надо чтоб ты написала.
— Да, мне тоже сказали, что если общественность поднимется, то будет толк.
— Куда поднимется? — Рита устало опустилась на скамейку. Она знала, что задание поднять общественность приберегли для неё. Ей казалось, что старики напрасно переживают, и трагедия, с которой они прибежали во двор Надежды Семеновны, всего лишь дельце, из которого потом будут слагать байки, и поход в гости не требовал вавилонского столпотворения.
Надежда Семеновна вышла из дома, неся огромный поднос с кружками и чайником. Иногда её гостеприимство зашкаливало за рамки доброты.
— Риточка, ты представляешь? — возмущенно заговорила бабушка.
— Нет — честно призналась Рита.
— Это уму непостижимо.
— Возможно. Бабуль, а что вообще происходит?
На этот вопрос решили ответить все, причем сразу.
— Они нас лишили…
— И теперь не будет…
— А я в наследство хотела оставить…
— Обворовали…
— Ироды…
— Как так можно…
— И управы на них нет…
— А ты ведь уже помогла…
Рита переводила взгляд с одного на другого, чувствуя себя героиней юмористического концерта, премьера которого с треском провалилась — не смешно.
— Так — протянула она с нажимом. — Стоп. Сейчас я войду в дом, и попрошу вас, Петрович, зайти со мной.
— Я? — не ожидал мужчина аудиенции, в компании ему было легче разговаривать.
— Вы. Будете рассказывать, что у вас случилось.
— Так говорю же. Украли — начал он, а женщины поддержали:
— Внуки без наследства…
— Где такое видано…
Рита обреченно обвела всех взглядом и молча вошла в дом, следом юркнул Петрович.
— Рита, нам помощь нужна.
— Это я уже поняла.
— Как у Сидельниковых.
Рита недовольно повела бровью. Ох, как слава бежит быстро. Это совершенно неудачно, если учесть, что подобного рода деятельность не приветствуется, ни законом, ни совестью. Что-либо отрицать было бесполезно, скорей всего односельчане уже слышали историю из первых уст, поэтому Рита всего лишь спросила:
— И что, у вас точно такая же ситуация?
— Да — протянул Петрович. — Это ужас какой-то. Что творится? Стариков обижают. А Кузьминична собиралась оставить…
— Я помню. Оставить все в наследство. Ближе к делу, Петрович.
— Ну хорошо, — Петрович устал переживать, плюхнулся за стол, схватил блокнот и ручку и стал вырисовывать кружки и стрелочки. По ходу его рассказа каракули превращались в картину. Пообщавшись с остальными стариками, картина приобрела оттенки. Они оказались не красочными, а серыми и черными, во всяком случае, расклад дел был не оптимистичным.