Сердце ёкает, и я испуганно прикладываю аппарат к уху.
— Да-да! Я вас слушаю.
— Спасибо, что позвонили, Изабель. Простите меня, что достаю. Но я совершенно один и некому выговориться. Почему-то вспомнил о вас и вашем взгляде. Вы тогда так смотрели на прослушивании… Я подумал, что вы можете стать моим собеседником…
— Простите! Но это вы мне звоните! — Я зла от этой ситуации.
Его тихий вкрадчивый голос еще больше выводит из себя. Надо дать ему понять, что ни один контракт не дает ему повод считать меня проституткой или что он себе там напридумывал.
На том конце раздается смешок.
— Нет, Изабель, это вы позвонили!
Я на секунду отклоняюсь от мобильника и смотрю на экран. В самом внизу значатся две стрелочки зеленая и красная, и судя по тому, как мигает зеленая, то и вправду звонок идет с моего телефона.
— Черт… Слушайте, в моем мобильнике прошел глюк! Он вас сам набрал! Не я. Короче, этот звонок — ошибка, неисправность моего аппарата. Я не собиралась вам звонить. И я хочу сказать, что я не сплю и не встречаюсь с менеджерами, агентами и работодателями. Поэтому все ваши попытки приударить за мной, а потом шантажировать — не прокатят. Любое домогательство — и я подам на вас жалобу! И никакой контракт меня не удержит!
— Моя жена умерла… — Доносится из трубки, я замираю на вдохе.
В трубке слышно позвякивание с журчанием и шорох. Наверное, выпил залпом свой «антидепрессант».
— Мои соболезнования. — Выдавливаю из себя, понимая, что как-то нехорошо получается:
у человека горе, а я его причисляю к мудакам фэшн-индустрии.
— Вообще-то, она ушла от меня месяц назад! Мы должны были развестись. Уже готовы были документы, а вот сегодня узнал, что зря тратился на адвоката.
Шутка дебильная, если честно. Я не рассмеялась, в отличие от него. Его смех был не веселый, горький и пьяный.
— Она ушла тогда. Мы крупно поссорились. Я тогда заорал, чтоб она сдохла, что ни копейки не получит… Я не думал тогда…
— Да ладно вам, мистер Монтгомери! Все мы иногда дерьмо! Сколько я раз желала смерти Нортону или своей подруге! Ничего! Оба живы!
— Джеймс…
— Что? — Не понимаю, почему он назвал свое имя.
— Называйте меня, Джеймс. Хорошо, Изабель?
— Окей.
Я не предлагаю в ответ называть меня Иза или как-то еще. Я понимаю, что ему стоит выговориться, и, если честно, мне его жалко. Но это не повод для сближения. Хотя его грустный голос словно обволакивал меня и очаровывал.
— Я думаю, она была хорошим человеком, раз… — Начинаю я в ответ, но Джеймс хохочет.
— Она была шлюхой! Та еще блядь! — Неожиданно резко гаркает он. Затем снова слышится звук стекла и всплеск. — Я ее постоянно ловил с любовниками. Последний раз застукал с собственным братом! Мой брат трахал ее прямо у нас в кровати.
И слышится в трубке тяжелый глубокий глоток. Наверное, либо виски, либо джин пьет. От услышанного, да еще в такой форме, которое совершенно не вяжется с воспоминанием о Джеймсе, я не выдерживаю и хрюкаю от смеха.
— Вы смеетесь? Вы смеетесь!
Я резко замолкаю, боясь реакции с его стороны. Хочется всё отрицать. Но тут же беру себя в руки: вот еще оправдываться!
— Знаете, за те пару минут, которые мы с вами разговариваем, я ничего хорошего не услышала о ней.
На том конце повисает пауза, а затем тихий успокоившийся голос Монтгомери:
— А в ней не было ничего хорошего. Жадная, неверная, любила только деньги.
— Теперь она мертвая. — Напоминаю я.
— Мертвая жадная шлюха…
Я снова не сдерживаюсь и прыскаю со смеха. Но Джеймс смеется вместе со мной.
— Знаете, Изабель, я ее любил. — С горечью произносит он на том конце. — Не знаю… Когда я ее встретил, мне было все равно, что ей нужны деньги, чем я сам… Она была красивая! Ноги, тело, волосы…
На меня резко накатывает жуткую усталость, давящая на слипающиеся веки. Вот уж слушать нытье о его дурости и как он любил ее я не собираюсь! В конце концов, пора спать. Словно прочитав мои мысли, Джеймс громко вздыхает:
— Я вас задержал. А уже поздно.
— Да, уже второй час…
— Спасибо вам, Изабель! — И отключается.
Я глазею на потухший дисплей. Разговор как начался неожиданно, так же неожиданно закончился. Вот ведь! Пьяный идиот! Может и к лучшему, что позвонил? По крайней мере, дружеские отношения с начальством мне не подпортят карьеры.
Я прислушиваюсь. В доме стоит странная мертвая тишина, будто звуки уснули, даже машин проезжающих не слышно. Я замираю в этом вакууме. На мгновение меня берет паника, что я оглохла, поэтому судорожно веду рукой по одеялу. Услышав легкий шорох по ткани, я успокаиваюсь. Просто все спят.
Все. Кроме меня.
Изабель
Утро наваливается на меня еще в постели плотным горячим запахом яичницы и жареного бекона. Мысли вялотекущие, тело ватное, есть хочется, но желудок не подает признаков жизни. Первая стадия голода. Всё это знакомо, и не раз пройдено. Сначала отказываешься от еды, потом позволяешь себе маленькие порции, потом срыв, потом снова голодание с ужасным чувством вины и комплексом, что ты бессильная дура. Стандартная адовая спираль анорексички. Если сможешь удержаться после срыва и не вызывать рвоту, то ты избежишь булимию, идущую в комплекте.
Я выползаю и делаю слабые попытки утренней гимнастики. Тело качает и ведет, движения заторможены. Затем прямо в пижаме спускаюсь на кухню.
Я хоть и хочу сбросить вес, но снова оказаться под капельницей нет желания. Ненавижу иголки в теле.
На кухне суетится Стивен в одних шортах. Он слушает музыку в наушниках и пританцовывает в такт. Я, не сдерживая улыбки, останавливаюсь и наблюдаю, как он намазывает ореховым маслом хлеб и тут же откусывает. Его спина широкая, рельефная, мускулистая и загорелая. Хочется прикоснуться к ней и провести рукой. Горячий парень!
Вздохнув, я подхожу к холодильнику и не остаюсь незамеченной:
— Доброе утро!
Стивен расплывается в улыбке. Зубы все ровные, белые, дорогие. Таня говорила, что он чокнутый на этой теме: куча средств для ополаскивания, нити, щетки, пасты, проверка каждые полгода у своего стоматолога.
— Как спалось?
— Нормально. — Я открываю холодильник и вижу пустоту потолок.
— Ничего нет, кроме масла и хлеба.
Я удивленно таращусь на него.
— А яичница? Бекон?
— Это надо покупать. Мы вчера всё съели. Надо снова затариваться.
Я недоверчиво смотрю на Стивена. Я отчетливо слышала запах еды! Он сожрал втихаря, а сейчас под дурака косит? Или у меня уже галлюцинации?
Я кошусь на раковину: там гора посуды со вчерашнего вечера, но «свежих» сковородок нет. Черт… Я смотрю на остатки пасты и кусок хлеба для сэндвичей. Есть это не хочу. Тут столько калорий, что все мои усилия будут за зря.
— Где Таня?
— Дрыхнет!
— Она до обеда проспит…
Стивен согласно мычит. Я снова кидаю взгляд на масло, которого осталось на дне банки.
— Ты можешь водить сейчас?
— А что?
— Давай за продуктами сгоняем?
Walmart. Прохладный ветер на стоянке и нагревающийся на солнце асфальт. Я привычным движением взлохмачиваю кудряшки. В стеклах витрин я вижу себя и остаюсь довольна: длинные худые ноги, шорты, черные очки, майка поверх тела задорно показывает, что на мне нет белья. Стивен выглядит скалой рядом со мной. Я вспомнила, как у меня была фотосессия для журнала, где пригласили мне в пару очень красивого парня. Но тот оказался геем. Это так задело, потому что никого идеальней я не встречала. Я была расстроена и сделала вывод: нельзя доверять красивым, в мире моды — дважды нельзя! А Стивен хоть и не моделит профессионально, как мы с Таней, но тоже вхож в этот мир.