Не смешно ли: из всей обстановки в комнате Ленина ему запомнился комплект «Русских ведомостей»!
Ну, а то, что перевод «Коммунистического манифеста» был прекрасным, Ерамасов нисколько не сомневается, конечно же.
Сохранились воспоминания о встречах в Самаре с Лениным и некоей Марии Голубевой:
«С Владимиром Ильичем Ульяновым я познакомилась осенью 1891 года в Самаре, куда я была выслана под гласный надзор полиции. По тогдашнему обычаю, у меня было несколько адресов к лицам, на которых я могла рассчитывать как на товарищей. В числе этих лиц был старший народник Николай Степанович Долгов. Он-то впервые мне и сообщил, что в Самаре живет семья Ульяновых. Об Александре Ульянове я, конечно, имела представление, но Долгов и всю семью Ульяновых изобразил в симпатичных для меня красках, причем сразу же выделил Владимира Ульянова как необыкновенного демократа (интересно, не забыл ли он сказать ей, что этот демократ от нежелательных гостей удирает через окно? — Б. О.-К.).
На мой вопрос, в чем заключается демократизм Владимира Ульянова, Долгов ответил: «Да так, во всем: и в одежде, и в обращении, и в разговорах, — ну, словом, во всем».
Помню простую обстановку квартиры Ульяновых, просторную столовую, где стоял рояль и большой стол, покрытый белой скатертью… Но даже среди этой простой обстановки Владимир Ильич выделялся своей простотой. Иначе как в, блузе или косоворотке я его тогда не видала. Обычный костюм его в то время — ситцевая синяя косоворотка, подпоясанная шнурком.
Семья Ульяновых встретила меня очень радушно, но после рассказов Долгова мне, конечно, хотелось прежде всего увидеть Владимира Ульянова.
Признаться, в первый момент я несколько даже разочаровалась: невидный, выглядевший старше своих лет молодой человек; хотя должна сказать, что прищуренные, с каким-то особенным огоньком глаза бросались с первого взгляда. Почти весь вечер он молчал, играя с Долговым в шахматы. Когда я собралась уходить домой, Мария Александровна очень забеспокоилась, как я пойду одна на другой конец города, и Владимир Ильич вызвался меня проводить.
Я хорошо помню это первое путешествие мое с Владимиром Ильичем по грязным и темным улицам Самары. Я говорю — первое, потому что потом мы часто так путешествовали: всякий раз, как я уходила от Ульяновых вечером, Владимир Ильич шел провожать меня, и вот тогда-то мы с ним и вели бесконечные разговоры и споры; впрочем, спорила больше я.
Но вернусь к первому путешествию. Владимир Ильич очень подробно расспросил меня, как и зачем я очутилась в Самаре, и когда узнал, что я выслана по делу якобинцев-бланкистов, что я якобинка, он очень. заинтересовался этим обстоятельством и, по-видимому, взял меня как объект для изучения. Вообще, припоминая Владимира Ильича в Самаре, я прихожу к заключению, что он изучал не только Маркса, но, пользуясь всяким случаем, всяким знакомством, впитывал в себя опыт прошлого революционного движения.
Владимир Ильич не только проводил меня до дому, но и зашел ко мне, и мы в этот вечер долго еще спорили с ним. От якобинцев перешли к Чернышевскому, от Чернышевского к Марксу. Помню, я огородила какую-то ужасную нелепость насчет научного социализма и никак не хотела отказаться от своего мнения, а Владимир Ильич спокойно и уверенно развивал свою точку зрения, чуть-чуть насмешливо, но нисколько не обидно опровергал меня и сразу же дал мне маленький, но хороший урок. Расстались мы дружески.
Я, конечно, решила, что буду обращать его в якобинскую веру, попробовала за это приняться, но скоро убедилась, что это более чем трудно. Все же дружеские отношения наши не прекращались.
Видались мы с Владимиром Ильичем раза два в неделю. В те дни, когда я бывала у Ульяновых (а это было в воскресенье), Владимир Ильич обычно шел провожать меня, заходил и в середине недели, приносил мне книги, читал иногда какие-то свои заметки.
Часто и много мы с ним толковали о «захвате власти» — ведь это была излюбленная тема у нас, якобинцев. Насколько я помню, Владимир Ильич не оспаривал ни возможности, ни желательности захвата власти, он только никак не мог понять — на какой такой «народ» мы думаем опираться, и начинал пространно разъяснять, что народ не есть нечто целое и однородное, что народ состоит из классов с различными интересами и т. п.
Меня, помню, страшно изумляла необычайная работоспособность Владимира Ильича.
В воскресенье Владимир Ильич тоже работал в своей комнате, выходил только к обеду; за обедом перекидывался словом-другим с М. Т. Елизаровым (мужем Анны Ильиничны), расспрашивал меня о новостях. После обеда обычно кто-нибудь приходил, и Владимир Ильич садился играть в шахматы; пробовал меня обучить игре в шахматы, но на этот счет я оказалась плохой ученицей. Владимир Ильич сначала сердился, а потом бросил. Иногда-в эти воскресные дни мы целой компанией, т. е. Елизаровы, Владимир Ильич, я и молодежь, бывшая у Ульяновых (А. П. Скляренко, А. А. Беляков и А. М. Лукашевич), отправлялись к А. И. Ливанову и его жене В. Ю. Виттен (бывшие ссыльные по процессу 193-х).