«Не тот ли? — подумала она, мгновенно вспомнив пометки на полях тетрадки Красина. И они с Зинаидой пришли «на блины».
Что было дальше, мы уже знаем по воспоминаниям самой Крупской.
«Я сидела в соседней комнате с Коробко и слушала разговор через открытую дверь, — вспоминала она. — Подошел Классов и, взволнованный, пощипывая бородку, сказал: «Ведь это черт знает, что он говорит».
«Что же, — ответил Коробко, — он прав: какие мы революционеры?».
Шло время.
«Зимою 1894/95 г., — рассказывала Крупская, — я познакомилась с Владимиром Ильичем уже довольно близко. Он занимался в рабочих кружках за Невской заставой, я там же четвертый год учительствовала в Смоленской вечерне-воскресной школе. Целый ряд рабочих из кружков, где занимался Владимир Ильич, были моими учениками по воскресной школе: Бабушкин, Боровков, Грибакин, Бодровы — Арсений и Филлип, Жуков.
Я жила в то время на Старо-Невском, в доме с проходным двором, и Владимир Ильич по воскресеньям, возвращаясь с занятий в кружке, обычно заходил ко мне, и у нас начинались бесконечные разговоры. Я была в то время влюблена в школу, и меня можно было хлебом не кормить, лишь бы дать поговорить о школе, об учениках, о Семянниковском заводе, о Торнтоне, Максвеле и других фабриках и заводах Невского тракта. Владимир Ильич интересовался каждой мелочью, рисовавшей быт, жизнь рабочих, по отдельным черточкам старался охватить жизнь рабочего в целом, найти то, за что можно ухватиться, чтобы лучше подойти к рабочему с революционной пропагандой.
Владимир Ильич читал с рабочими «Капитал» Маркса, объяснял им его, а вторую часть занятий посвящал расспросам рабочих об их работе, условиях труда и показывал им связь их жизни со своей структурой общества, говоря, как, каким путем можно переделать существующий порядок. Увязка теории и практики — вот что было особенностью работы Владимира Ильича в кружках.
Хождение по рабочим кружкам не прошло, конечно, даром: началась усиленная слежка. Из всей нашей группы Владимир Ильич лучше всех был подкован по части конспирации: он знал проходные дворы, умел надувать шпионов, обучал нас, как писать химией в книгах, как писать точками, ставить условные знаки, придумывал всякие клички. Вообще у него чувствовалась хорошая народовольческая выучка. Недаром он с таким уважением говорил о старом народовольце Михайлове, получившем за свою конспиративную выдержку кличку Дворник. Слежка все росла, и Владимир Ильич настаивал, что должен быть намечен наследник, за которым нет слежки и которому надо передать все связи. Так как я была наиболее «чистым» человеком, то решено было назначить «наследницей» меня. В первый день пасхи нас человек 5–6 поехало «праздновать пасху» в Царское Село к одному из членов нашей группы — Сильвину, который жил там на уроке. Ехали в поезде как незнакомые. Чуть не целый день просидели над обсуждением того, какие связи надо сохранить. Владимир Ильич учил шифровать. Почти полкниги исшифровали. Увы, потом я не смогла разобрать этой первой коллективной шифровки. Одно было утешением: к тому времени, когда пришлось расшифровывать, громадное большинство «связей» уже провалилось.
Владимир Ильич тщательно собирал эти «связи», выискивая всюду людей, которые могли бы так или иначе пригодиться в революционной работе. Помню, раз по инициативе Владимира Ильича было совещание представителей нашей группы с группой учительниц воскресной школы. Почти все они потом стали социал-демократкам и…»
Здесь, пожалуй, стоит сказать и еще об одной специфической роли, которую исполняли женщины, что могли «так или иначе пригодиться в революционной работе».
Ленин, который «умел великолепно надувать шпионов», в целях конспирации предложил завести себе «жен» для различных сходок. Естественно, что его предложение было бурно поддержано (действительно, совсем, как на дружеских вечеринках), но кончилось это тем, что некоторые «борцы» заболели сифилисом.
А теперь обратимся опять к Ларисе Васильевой:
«Исследователи жизни Ленина и Крупской часто спорят, что значит ее «странный» ответ ему, когда он, спустя несколько лет после первой встречи, написал ей в тюрьму, что просит стать его женой.
Она ответила: «Что ж, женой так женой».
Не знаю, о чем тут спорить. Крупская выразилась яснее ясного: что бы ни предложил — на все готова.
Конечно, хорошей женой. Жена лучше, чем «товарищ по работе». Много ближе.
Она сумеет сделать все, чтобы он возглавил революцию. С его-то талантом! С ее-то усердием! И мама, Елизавета Васильевна, рядом. Мама наконец успокоится, будет рада — Надя не осталась старой девой.