Вскоре он познакомился с тридцатидвухлетней креолкой с Мартиники — бывшей виконтессой Жозефиной Таше де Богарне. Во времена террора она сидела в тюрьме, а ее мужа казнили на гильотине. Получив свободу, она, как и весь Париж в то время, решила поразвлечься.
Город был охвачен танцевальной лихорадкой. Открылись свыше ста бальных залов. Свято веря в то, что кошмары революции остались позади, дамы делали прически a la guillotine, т. е. коротко стригли волосы или поднимали их с помощью шпилек, чтобы обнажить шею. Для получения еще более зловещего эффекта мода требовала носить на шее тонкую кроваво-красную ленту. Появился даже танец «Bal а la Victime», на который приглашали только родственниц гильотинированных.
Своего тринадцатилетнего сына Евгения Жозефина отдала на воспитание генералу Гошу, с которым в прошлом делила и тюремную камеру и постель. Она повсюду, где только можно, занимала деньги, чтобы вести экстравагантную жизнь и тратить их без счета на пышные экипажи, роскошную мебель, экзотические яства, цветы и модные наряды.
Изящного телосложения, с пышными вьющимися каштановыми локонами, Жозефина стала символом очарования в новом «директорианском» стиле. Правда, она не заходила так далеко, как ее подруга мадам Гамелин, которая разгуливала по Елисейским Полям обнаженная выше пояса; но газовые платья, которые Жозефина носила поверх белья телесного цвета, оставляли ее руки нагими и почти не закрывали грудь.
Беззастенчиво пользуясь своим обаянием, она убедила «власти предержащие» вернуть ее имущество, конфискованное в годы террора. С дверей ее парижских апартаментов сняли печать, и она получила назад платья, драгоценности и мебель. Ей позволили жить в шато последнего мужа, а за проданную революционерами мебель, столовое серебро и книги выплатили щедрую компенсацию. Кроме того, ей возместили стоимость коней и экипировки, которых лишился ее супруг, когда его сняли с поста командующего рейнской армией. Вдобавок Жозефина обзавелась многочисленными важными связями. Она так привыкла спать с высокопоставленными чиновниками послереволюционной Франции, что тайная полиция приплачивала ей за пересказ «бесед под одеялом». Воистину поразительно, что нашлась щедрая душа, предвидевшая «необходимость выделять средства для оплаты издержек ниже ее пупка».
С одной из своих ближайших подруг — Терезой де Фонтене Жозефина тоже познакомилась в тюрьме. Тереза родилась в семье испанского банкира, и любящий отец щедро расплачивался женским обаянием своей дочери за услуги, предоставляемые ему правящими кругами; злопыхатели говорили, что на Терезе стояла печать «имущество правительства». Она была любовницей финансиста Габриэля Овара, министра Жана Тальена (за которого она позже вышла замуж, но их брак оказался недолгим), и даже самого Поля Барраса — всемогущего директора.
Баррас был из аристократов, но почуяв, откуда дует ветер, примкнул к революционерам. Он поддерживал террор, а в нужный момент способствовал свержению Робеспьера. В революционном Париже он получил важнейший государственный пост, и жизнь Люксембургского дворца, где он поселился, своей пышностью не уступала прежним аристократическим салонам. По словам современника, его пристрастие к радостям земным было достойно «богатого, экстравагантного, величественного и распутного принца».
Тереза представила Баррасу Жозефину, и подруги плясали перед ним в чем мать родила. Когда Баррасу надоела Тереза, Жозефина заняла в его постели место подруги. Это шокировало кое-кого из ее знакомых, но для Жозефины такой поступок был вполне естественным. У ее отца и мужа часто бывали супружеские измены, а родная тетя Жозефины спала с ее отчимом. Кроме того, Баррас был мужчиной весьма видным. Безусловно, Жозефина не принадлежала к тому типу женщин, за которыми охотился Наполеон. Его весьма раздражало то, что сильные мужчины идут на поводу у ветреных и распущенных красоток.
«Везде эти женщины, — неодобрительно писал он своему брату. — Аплодируют в театре, прохаживаются в парке, читают в книжных лавках. Даже в студии у философа бывают эти очаровательные создания. Впрочем, это единственное место в мире, где им можно доверить руль управления. Из-за них мужчины сходят с ума, ни о чем другом не думают и живут только ради них».