— Я вам доставил новогодний подарок.
Входит, устанавливает елку, ставит на стол пиццу и шампанское. Снимает шубу, отклеивает усы и бороду, садится за стол, открывает шампанское. Женщина в крайнем изумлении:
— Молодой человек, что это значит? Разносчик показывает на настенные часы:
— Уже без трех двенадцать. Я хочу поздравить вас с Новым годом.
Разносчик разливает шампанское по бокалам. Встает, произносит тост:
— Я хочу пожелать вам вечной молодости и счастья! Женщина растерянно отвечает:
— Спасибо…
Часы бьют двенадцать.
Разносчик и женщина чокаются, выпивают. Женщина говорит:
— Большое спасибо. А теперь вам пора уйти.
Разносчик:
— Никак нет. Я хочу пригласить вас на танец. Разносчик церемонно кивает головой и щелкает каблуками. Женщина отрицательно качает головой:
— О танце не может быть и речи. И вообще, прекратите этот балаган. Кто вас послал?
Разносчик берет гитару, становится перед женщиной на колено и начинает петь…»
Резкий и длинный телефонный звонок вырвал Бережковского из работы. Он испуганно дернулся, схватил трубку:
— Алло!
— Салехард вызывает Бережковского. Будете говорить?
— Буду!..
— Говорите…
Затем послышался мужской голос:
— Андрей Петрович?
— Да, слушаю!
— Это доктор Гинзбург. Операция закончилась. Елена жива.
— Спасибо. Я могу с ней?..
— Нет, конечно! Она еще спит. До свидания.
— Минуточку! Доктор!
— Слушаю вас.
— А что вы вырезали?
— Опухоль.
— Где?! — вскричал, не выдержав, Бережковский.
— Это она вам скажет сама. Когда проснется, — спокойно отвечал доктор. — Я только выполнил ее просьбу и сообщил вам результат операции. Всего хорошего.
— Спасибо. Последний вопрос! — поспешно сказал Бережковский.
— Да…
— А на кого она больше похожа — на Гурченко или на Анук Эме?
Гудки отбоя.
Сентябрьский дождь…
Октябрьский листопад…
И первая ноябрьская метель…
Она мела по всей земле, во все пределы…
Но в мансарде Бережковского было тепло и даже уютно. К тому же здесь произошли кое-какие изменения — вся студия была теперь увешана большими, в полный рост, портретами юных Гурченко, Анук Эме, Удовиченко и Софи Лорен.
И Бережковский разговаривал с Салехардом совсем другим тоном, он просто кричал в трубку:
— Я тебя хочу! Понимаешь? Хочу!
— Успокойтесь, Андрей Петрович, — отвечала из Салехарда Елена.
— Не хочу я успокаиваться! И не буду! А хочу, чтоб ты села в самолет и через три часа была здесь! За мой счет!
— Это невозможно.
— Все возможно! Все! Главное — захотеть! Запомни это! А я хочу тебя так, что сейчас сам сяду в самолет!
— Перестаньте, Андрей Петрович. Вы не можете меня хотеть.
— Не могу? Почему?
— Потому что вы для меня не обыкновенный человек, а фантом, из другого мира…
— Да обыкновенный я! Обыкновенный!
— Нет-нет! — испугалась Елена. — Если вы обыкновенный, то зачем вы? Тут знаете сколько обыкновенных вокруг…
— Ну хорошо. Я необыкновенный. И необыкновенно тебя хочу! Поэтому — срочно в самолет! Пожалуйста!
— Не нужно об этом, Андрей Петрович, мы не увидимся.
— Но почему? Почему?! Елена, ты слышишь? Почему мы не увидимся?
— Потому что я не имею права вас потерять.
— Как это? Я не понимаю.
— Андрей Петрович, сколько лет вы были в первом браке?
— Восемь. А что?
— А во втором?
— Шесть. Но при чем тут?..
— А в третьем?
— При чем тут браки?!
— Хорошо, забудем о браках. Они бракуют любовь. А сколько времени у вас была ваша самая лучшая любовница?
— Понятно. Ты хочешь сказать, что я козел, ветрогон, не знаю кто…
— Я этого не сказала.
— А я могу спросить у тебя прямо и открыто? Ты хочешь меня? Да или нет? Только честно!
— Андрей Петрович, — негромко сказала Елена, — я хочу вас уже много лет. Да, с тех пор как я прочла вашу первую книгу, я хочу вас. Я хочу целовать вас, любить вас, чувствовать. Я хочу спать на вашем плече, слышать, как бьется ваше сердце! Поверьте, я вас очень хочу! Очень! Я уже давно не люблю своего мужа — это злой, мелкий и хищный зверь, который думает только о себе. Даже когда мне делали операцию, он улетел на сафари. И если я живу с ним, то только из-за дочки. Потому что я никогда не заработаю ей на такую квартиру, машину, игрушки, одежду…
— Ты плачешь?.. Ну все, все, не плачь. Пожалуйста!
— Уже не плачу… Знаете, если честно, то я ведь давно живу с вами.
— Как это?
— А так… Раньше, когда муж приходил ко мне, я отключала сознание и, как тряпичная кукла, просто ждала, когда он сделает свое дело и освободится. И все. А теперь…
— Что теперь?.. Говори!
— Я боюсь, вы меня не поймете. Или обидитесь.
— За что?
— Ладно, я скажу. Знаете, теперь я сплю с дочкой в обнимку, в ее комнате. И очень редко пускаю мужа к себе. Ну, раз в месяц. Или еще реже. И когда это происходит, когда он спьяну и силой все же добивается этого, я в эти минуты думаю о вас. Как бы вы это сделали. Вы меня прощаете?
— За что?
— За то, что я так использую вас.
— Послушай, я хочу тебя! — снова вскричал Бережковский. — Я хочу тебя сейчас, здесь, немедленно! Я хочу показать тебе, как я это делаю…
— Я знаю, как вы это делаете, — негромко отвечала она.
— Откуда?
— Вы описали это в своих книгах. Только не говорите, как в своих интервью, что вы все это сочинили и не отвечаете за поступки своих персонажей. Такое сочинить нельзя.
— Хорошо. Я и не говорю. Больше того, я скажу тебе, что я делаю это даже лучше, чем описал. Потому что все описать нельзя. И поэтому садись в самолет и прилетай.
Она молчала.
— Ну?! — настаивал он. — Я прошу тебя!
— Помните, я просила вас прислать мне вашу рубашку? — вдруг сказала она. — Ношеную. Я получила ее неделю назад. А вчера…
— Что вчера? Говори…
Вчера я шла по магазину. Вокруг была обычная толчея, и вдруг — вдруг я замерла на месте. Просто замерла, потому что оказалась в облаке вашего запаха. Да, ваш запах, запах вашего тела, который вы прислали мне в своей рубашке, был вокруг меня, и, наверное, целую минуту я, закрыв глаза, стояла в нем, не могла сдвинуться с места. А потом он исчез, как схлынул, я открыла глаза и бросилась по магазину искать вас или того, кто нес ваш запах. Но не нашла, конечно, это, я думаю, было просто наваждение…
— Я хочу тебя, — негромко сказал Бережковский.
— Такие наваждения случаются со мной все чаще, — продолжала она, словно не слыша его. — То лицо на плакате улыбается вашей улыбкой, а то вдруг проснусь среди ночи от физического ощущения ваших объятий…
— Я хочу тебя, слышишь? — снова вставил он.
— И это ужасно, — продолжала она, не слыша его, — сладостно и ужасно думать о вас постоянно, слышать ваш голос, мысленно говорить с вами и мысленно спать с вами…
— Я хочу тебя, черт тебя побери!
— А вы верите в телепатию? Я, например, не сомневаюсь, что она есть, что это вы думаете обо мне по ночам, приходите ко мне, любите меня и терзаете меня так сладостно, как это описано в ваших романах. И вся моя жизнь проходит теперь в наваждении вами…
— Елена! — закричал он с мукой. — Я хочу тебя! Блин!
Но она и на это не обратила внимания:
— А вчера, придя из магазина, в который залетело облако вашего запаха, я почти сразу же легла с дочкой спать, но где-то около часу ночи вдруг — стук в дверь. Я встала, открыла — это были вы. Вы вошли, сняли шляпу, повесили ее в прихожей на вешалку и прошли за мной в спальню. Здесь вы сели, и мы стали говорить. Я не помню, о чем мы говорили, я только пила ваш голос, хотя говорили мы о чем-то очень важном. И долго говорили, очень долго — я сказала вам, как я люблю вас, как жду и как вы приходите ко мне по ночам и берете меня сонную. А вы объясняли, что вы заняты, что у вас срочные и архиважные дела, что сотни людей ждут ваши пьесы, сценарии. А потом вы ушли, а я стояла в двери босиком, в одном халате и смотрела, как вы уходите, и вдруг вспомнила: шляпа! Вы забыли шляпу! Я схватила с вешалки эту шляпу и побежала за вами, но вас уже не было, только наружная дверь в подъезде была открыта, и в нее сильно дуло. Я вернулась, повесила шляпу на вешалку, легла и разом уснула. А утром… Утром я увидела вашу шляпу на вешалке и просто ошалела, у меня все оборвалось внутри… Но муж сказал, что это вчера, поздно ночью, когда я уже спала, к нему приходил его партнер, выпил, как обычно, три стакана водки и ушел, позабыв эту шляпу на вешалке. Но я уверена, что он врет, это ваша шляпа, у нее ваш запах. Скажите, пожалуйста, вы носите шляпы?