— Я хочу чувствовать тебя внутри себя… — Глициния, задыхаясь от страсти, обхватила ногами его спину. — Возьми же меня!
Молния отпрянул с неожиданной злостью.
— Значит, ты нетерпеливая? — Он освободился из ее объятий. — Я буду говорить, когда и как, не ты!
Охваченная страстью. Глициния забыла, что он не терпит, когда ему указывают, что делать.
— Прости, — быстро проговорила она. Прошлая ночь обнаружила его противоречивый характер и показала ей, что диктовать ему свою волю опасно. — Пожалуйста, прости меня!
Его лицо горело звериной яростью и желанием, он тяжело дышал, тело покрылось потом, и на холоде от него шел пар. Он грубо перевернул Глицинию на живот и рванул вверх ее бедра. Ткнувшись лицом в пол, испугавшись и одновременно возбудившись от его грубости, Глициния вскрикнула.
— Не смей мне сопротивляться! — крикнул Молния, а из игорного зала послышались подбадривающие крики и хохот. — Ты принадлежишь мне, и я буду делать с тобой все, что захочу!
Пристроившись сзади, он поддернул к себе ее ягодицы; его член так плотно вошел в нее, что оба застонали.
— Правитель Мицуёси так брал тебя? — тяжело дыша, спросил он и начал двигаться сильными, глубокими толчками. — С ним тебе нравилось?
Грубые доски пола царапали Глицинии колени и локти. Ее гордость восставала против такого обращения, мысль, что игроки знают о ее падении, вызывала отвращение. Но она изнемогала от возбуждения, рожденного болью и наслаждением.
Молния резко вышел из ее тела. Не в силах вынести остановки, Глициния оправдала его ожидания:
— Нет! Нет! — закричала она, зная, что он ненавидит Мицуёси сильнее, чем других ее клиентов, и изогнулась, подалась назад, в надежде вновь ощутить его в себе.
— Ты хотела правителя Мицуёси? — Переводя дух, Молния сам дрожал от страсти, но удерживал Глицинию на расстоянии. — Ты любила его?
— Я не хотела его! Я не любила его! — зачастила Глициния, всхлипывая от неодолимого желания продолжения. — Пожалуйста…
Он вновь вошел в нее, и она восторженно взвизгнула.
— Скажи, что любишь меня, — выдохнул он.
— Я люблю тебя! — В этот миг, чувствуя, как он движется внутри ее, а весь мир сжался до них двоих, Глициния и в самом деле любила Молнию, страстно, искрение, преданно.
— Скажи, что я единственный мужчина, которого ты всегда будешь любить.
— Ты единственный! — крикнула Глициния. Закрыв глаза, она неслась к вершине блаженства, не чувствуя больше шершавого пола, холода и близости чужих людей.
Вонзаясь в нее все сильнее, Молния рычал, как дикий зверь.
— Если кто-то осмелился взглянуть на тебя, я убью его. И если ты попробуешь когда-нибудь сбежать от меня или изменить — если обманешь меня хоть в чем-то, — я и тебя убью!
Его угрозы пугали Глицинию, ведь она понимала, что он говорит правду. Страх усилил возбуждение, и она забилась в экстазе, закричала. Молния, достигнув пика наслаждения, торжествующе взревел, и она почувствовала, как в ее лоне горячо пульсирует его член. Они упали на пол в полном изнеможении, и душа Глицинии скользнула в черный провал страдания.
Она поняла, что освободитель стал ее тюремщиком, более жестоким, чем любой владелец борделя. Глициния спаслась от финансового долга, но теперь должна расплачиваться с Молнией плотью и кровью. Она надеялась использовать его силу и дерзость для достижения своих целей, однако приручить его оказалось невозможно. Прошлая ночь стала поворотным пунктом, показавшим, что она утратила контроль над собственной судьбой.
Никто не узнает, была она невинным свидетелем убийства или же соучастницей преступления. Если бы только правитель Мицуёси остался жив! Сложись все по-другому, она была бы сейчас свободной и пожинала плоды своих тайных планов.
Но какой смысл горевать о прошлом? Глициния понимала, что связала себя с Молнией, к добру это или к несчастью, и ее выживание зависит от него.
Она надеялась, что сумеет вынести его ревнивую ярость, необузданность и непредсказуемость.
К тому же он по-прежнему был важной частью ее планов, которые с самого начала строились с расчетом на него.
Закрыв глаза во властных объятиях Молнии, Глициния молилась, чтобы им удалось живыми выбраться из Эдо.