Отец Хираты покраснел, сознавая всю важность брака, которому он сопротивляется.
— Это единственная причина, по которой я вынужден обсуждать возможность женитьбы между тобой и этой девицей — И он снова неуклюже захромал по улице.
— Мы пришли! — весело объявил капитан Сэгоси, похоже, решивший всячески содействовать семье в успешном проведении миаи. — Театр «Морита-за». — Это было большое здание с расписанным сценками из пьес фасадом. Перед ним стоял отряд солдат с гербами в виде стрекоз на флагах, укрепленных у них за спиной. — Смотрите, правитель Ниу уже прибыл и, видимо, ожидает нас с дочерью внутри.
— Что за показуха, — пробормотал отец Хираты.
Тот бросил на него взгляд, полный мольбы отбросить свою зависть и предубеждение. Капитан Сэгоси купил у слуги в будке билеты, и они вошли в «Морита-за».
В продуваемой сквозняками комнате стоял многоголосый шум. Пьеса только что закончилась, и на сцене играл на самисэне одинокий музыкант. В расположенных ярусами вдоль стен ложах люди ожидали следующего представления. Большинство зрителей устроились на полу, разделенном на отсеки невысокими перегородками. Хирата осмотрелся и заметил Мидори в отсеке рядом со сценой. Свет, струившийся через окна верхней галереи, падал на ее ярко-красное кимоно. Их взгляды встретились, и его сердце подпрыгнуло. Она улыбнулась и быстро отвернулась. Миаи должно казаться случайной встречей, чтобы в случае неудачи обе семьи могли сделать вид, что сватовства вовсе не было, и таким образом сохранить лицо.
Хирата вел своих спутников вдоль перегородок, мимо продавцов закусок и напитков. Он остановился возле Мидори, которая сидела с пожилой женщиной, двумя служанками и двумя самураями средних лет. Охваченный волнением Хирата опустился на колени и поклонился, его примеру последовали спутники. Мидори быстро взглянула на него широко раскрытыми, серьезными глазами и опустила очи долу.
— Приветствую вас… — Голос Хираты дрогнул.
В ответ послышалось вежливое бормотание.
— Какая неожиданная встреча! — сказал капитан Сэгоси.
Он уверенно играл роль посредника, и Хирата узнал, что старуха в черном — бабка Мидори по отцовской линии, а другие женщины — ее фрейлины. Старший из самураев, суровый мужчина по имени Окита, был главным вассалом правителя Ниу. Хирата едва заметил этих людей, сосредоточив свое внимание на правителе Ниу.
Ростом даймё был невелик, но имел широкую грудь и в своих красно-коричневых одеждах, украшенных гербами в виде золотых стрекоз, выглядел очень величаво. Его загорелое квадратное лицо встревожило Хирату. Оно было абсолютно асимметрично. Правая половина казалась скошенной; глаз смотрел куда-то в пространство.
— Пожалуйста, присоединяйтесь, — сказал правитель Ниу и улыбнулся Хирате левой половиной рта.
Пока Хирата и его семья рассаживались, Мидори сидела, замерев от страха и не осмеливаясь поднять глаза, сердце колотилось в груди. «Пожалуйста, — молила она в душе, — пожалуйста, пусть наши семьи согласятся на наш брак!» Если не согласятся — она обречена, поскольку любовь была не единственной причиной, по которой она должна выйти замуж за Хирату.
В период ухаживания они много времени проводили вдвоем и держались свободнее, чем это было принято между не связанными семейными узами молодыми людьми. Дружба с Рэйко и Сано позволяла им постоянно находиться рядом, и они не преминули воспользоваться этим. Рэйко думала, что Мидори у госпожи Кэйсо-ин, Кэйсо-ин считала, что та с Рэйко, а Мидори в это время встречалась в безлюдных садах или пустых складских помещениях с Хиратой. И невинные объятия привели к весьма серьезным последствиям.
Она вспыхнула от удовольствия и стыда, припомнив, как они с Хиратой лежали обнаженные в сумраке сосен. Как жаждала слиться с ним в единое целое! И как теперь сожалела о своей неосторожности, мучимая тошнотой и тяжестью в животе. Мидори вдела в иголку красную нить и воткнула ее в стенку туалета в надежде, что старое народное средство поможет вернуть месячные, но безрезультатно. Она беременна.
Теперь она слушала, как собравшиеся обмениваются вежливыми фразами. Никто не зная о ее проблеме, даже Хирата. Она никому не сказала об этом. Не могла сознаться в своем позоре и допустить, что, если они с Хиратой не поженятся, будет носить незаконного ребенка, обесчестит себя и сломает жизнь.