Мы с ним вошли в мой кабинет, причем я сказал: «Вы видите, что г. Робазоми здесь нет, и что если я что-нибудь говорю, то это правда». Затем я позвал Гарри и сказал ему, в присутствии этого господина, который оказался секретарем вице-канцлера Остермана Алопеусом[134]: «Ступайте к Комбсу и попросите его справиться, здесь ли г. Робазоми». А надо заметить, что я еще раньше заходил к Комбсу, чтобы посоветовать Робазоми тотчас же уйти, потому что в политике, мой друг, ремесле часто очень трудном, следует всегда прибегать к ловкости, а отнюдь не ко лжи. Через четверть часа Гарри явился донести, что Комбс не думает, чтобы г. Робазоми находился в Посольстве. Поняв из этого ответа, что он еще не ушел, я сказал Алопеусу, собравшемуся уходить: «Подождите немножко, я сейчас постараюсь вам дать более положительный ответ», но Алопеус сказал, что этого достаточно и что он хотел бы поговорить со мной наедине — с нами был де Кюсси. Когда мы вышли в другую комнату, Алопеус сказал: «Надеюсь, вы поверите, что мне неприятно исполнять такое поручение, но это мой долг. Прошу вас, скажите мне положительно, тут ли г. Робазоми или нет?» — «Да ведь я же вам сказал, что дом велик и я не знаю, не спрятался ли Робазоми в каком-нибудь уголке» — «Но это ответ формальный, а я обязан сказать гр. Панину да или нет». — «Ну так скажите нет, если хотите; но только заметьте, что я не могу вам сказать ничего, кроме того, что вы от меня уже слышали, то есть что г. Робазоми ночевал у меня, что теперь его в моей квартире нет, что я не знаю, находится ли он в доме посольства, но что я вам обещаю, согласно намерениям м. де Жюинье, не укрывать его в этом доме, если он в нем еще находится. Кроме того, милостивый государь, я очень сожалею, что не сдержал своего раздражения при обсуждении этого вопроса, но так как я всегда откровенен и всегда говорю правду, то был очень удивлен, что вы усомнились в моих словах». После этого Алопеус, наговорив мне множество комплиментов и любезностей, уехал и мы стали ждать ночи, чтобы выпроводить Робазоми. Между тем через несколько минут по отъезде Алопеуса, мне доложили об итальянце, по имени Амати, который явился справиться о судьбе Робазоми. Я ему сказал, что не знаю, где теперь Робазоми находится. «А я пришел его уведомить — сказал Амати, — что кн. Орлов здесь, а не в Царском Селе, и что надо ему адресовать письмо в Петербург. Я на это ничего не хотел сказать человеку, которого не знаю, так что он тотчас же ушел, а я велел сказать Робазоми, чтобы он немедленно писал другое письмо к князю. Затем, чтобы не выказать слишком большого интереса к этому делу и послушать что об нем говорят в свете, я отправился с визитами.
Обедал у Нелединской, потом был на спектакле и кончил день у Бемеров. По возвращении, узнал от маркиза, что гр. Панин очень недоволен и что все обвиняют в этом деле меня, хотя не могут правильно построить своих обвинений. А я думаю, мой друг, что если бы маркиз выказал побольше твердости, то у других было бы ее поменьше. Они, и главным образом полицмейстер, сердятся на себя за то, что оказались очень неловкими в этом деле. Полицмейстер сделал Императрице фальшивый доклад, чтобы выгородить себя и свалить все на нас.