Только что я это подумал, как в комнату вошла маленькая депутация от местных школ, в лице трех монахов, принесших на поклон Его Превосходительству корзину с грушами и сказавших приветственную речь на плохом латинском языке. Маркиз вышел из этого испытания не с таким блеском как из предыдущего. Попробовав груши и задав монахам несколько пустых вопросов, он стал пить кофе, даже не предложив его им, так что депутаты принуждены были уйти с пустыми руками. Это меня очень огорчило; да и не меня одного. Я вспомнил о своем соображении и нашел его вполне справедливым.
Четверг, 20.
В Варшаву мы прибыли в десять часов утра, и часа два должны были ожидать, пока нам найдут недорогое помещение, так как маркиз, по экономическим соображениям, заранее позаботился только об одном себе. В конце концов мы поместились в доме герцога Карла Курляндского, которого в это время в Варшаве не было. Управляющий его уступил нам несколько комнат. Надо заметить, что тем, кто едет в Польшу, следовало бы заранее запасаться квартирою, так как польские магнаты относятся гостеприимно только к своим знакомым и друзьям, а гостинниц очень мало и они дороги. За помещение нашей компании, например, с маркиза просили сто дукатов в день; как мы ни торговались — ничего не помогло и, если бы не управляющий герцога Курляндского, нам пришлось бы плохо.
Что касается самого маркиза, то друг его, великий гетман (Grand-general) Литовский, граф Огинский, прислал своего адъютанта, барона Гейкинга, с предложением поместиться у него (на что маркиз и рассчитывал).
Мы с Пюнсегюром пошли прогуляться по городу, а потом отправились в театр, где давалась опера-буфф, Le Chevalier de la Vieille-Roche, доставившая мне большое удовольствие. Возвратившись домой, мы нашли приглашение графа Огинского остановиться у него, чем тотчас же и воспользовались. Маркиз представил нас, с обычной для него неловкостью. Наконец то мы получили то, чего так долго были лишены: хороший ужин и хорошую постель; за то и выспались как следует.
Пятница, 21
У меня сегодня были с визитом очень многие и между прочим Гейкинг, которого я нашел человеком, умным и не лишенным философских идей. За обедом присутствовали две дамы, которые мне показались весьма милыми. Одну из них называли старостихой (starostica), потому что муж ее был староста, то есть губернатор. Это — молодая женщина, лет двадцати, с фигурой, достойной Роксоланы. Пюнсегюр тотчас же пристроился к ней в роли Сулеймана. Другую даму называли подскарбиной (podscarbina), что значит — жена казначея; настоящих имен этих дам я не знаю. Последняя была настолько же нежна и деликатна, насколько первая бойка и кокетлива. Говорили, что она очень добродетельна и холодна. Эти два эпитета в Польше всегда совмещаются, потому что в этой стране большинство женщин очень соблазнительны и легко доступны. Жаль только, что главным условием нежных отношений там часто является золото. Поэтому страсти в Польше так же редки, как и сложные интриги. Там не любят, в буквальном смысле слова, а сговариваются. Старостиха слыла тогда фавориткой графа Огинского; выйдя два года тому назад замуж за старосту, которому было запрещено пользоваться супружескими правами, она через несколько времени разошлась с ним и в ранней молодости стала пользоваться свободой и прерогативами вдовы.
Суббота, 22.
Утром я был у гетмана; это очень любезный человек, по вкусу и по привычке посвятивший себя свободным искусствам, к которым он очень способен, особенно к страстно любимой им музыке. Он очень хорошо играет на скрипке, на кларнете, на клавесине, на арфе и на гармонике. Мне он рассказывал об арфе, которую изобрел и к которой будет приспособлена флейта. Теперь он сочиняет оперу на польском языке, очень к тому пригодном; я с удовольствием прослушал один пассаж из этой оперы. Характер графа Огинского проявляется во всех его поступках не столько энергичным, сколько нежным и мягко-чувственным. Этим объясняется склонность его к частной жизни и к музыке. Он был бы более уместен в монархии, чем в республике; поэтому то конфедераты, как мне кажется, более верят в окружающих его лиц, чем в него самого. На деле им руководит граф Коминский, человек тонкий, развязный, обладающий дельным, повелительным характером.
Перед обедом мы сделали визит вице-канцлеру. После кофе, явился русский посол, граф Штакельберг. Я видел его одну только минутку, но все-таки он мне показался человеком ловким, тонким, много пожившим и знающим людей. Затем барон Гейкинг предложил нам прогуляться в Саксонском саду, очень красивом; мы с Пюнсегюром согласились. Там было много дам, очень красивых, и в том числе, публичные женщины, более привлекательные, чем в других странах. С одной из них мы разговорились и она нас очень позабавила.