Вечером я гулял в городском саду; он недурен. Единственная аллея, по которой гуляют, не широка; налево от нее — пруд, к которому спускаются по лестнице. Нижняя часть сада устроена на английский манер, что делает ее разнообразной и красивой. Все время прогулки было у меня занято разговором с шевалье де-Порталис; он ожидал, что граф де-Вержен[11] напишет об нем маркизу. Я узнал, наконец, зачем он сюда приехал. Сначала он служил подпоручиком в Турэнском полку и вышел оттуда, надеясь получить роту в одном из колониальных полков, что ему было обещано. Между тем имущественные дела заставили его отправиться на Мартинику или в Сан-Доминго, а по возвращении оттуда в 1774 г. он уже опоздал получить назначение, да кстати еще влюбился в жену Ивана Чернышева, за которой и последовал в Россию. Прожив здесь пять недель и не имея рекомендательного письма к Дюрану, он был у последнего только один раз и остался недоволен холодным приемом. Он желал бы сойтись поближе с маркизом и быть представленным Императрице. Сомневаюсь, чтобы ему это скоро удалось.
Среда, 30.
Маркиз дал мне прошифровать депешу. Это была первая наша депеша, хотя и носила № 2, потому что Жюинье еще раньше писал министру письмо, уведомлявшее о нашем прибытии в Москву. Переписывал это письмо Мальво, причем возник вопрос, должен ли маркиз, в своих письмах к министру, титуловать последнего Monseigneur'ом, как это делал Дюран? На это я стал представлять маркизу, что его положение значительно рознится от положения Дюрана, что вообще министров не принято так титуловать, и что де-Верак не давал этого титула даже герцогу д'Эгильону, предшественнику де-Вержена. Но маркиз сказал, что существует правило, по которому только одни полномочные послы имеют право не давать министру такого титула. Я не стал спорить, но боюсь, что над маркизом будут смеяться, как в канцелярии, так и повсюду, где про это узнают.
Четверг, 31.
Ночью Дюран уезжает и потому я спешу отправить с ним письма к отцу, к матери, к брату, которому посылаю шифр, к сестрам и ко многим знакомым.
Дюран заходил ко мне сегодня утром на минутку и сказал, что, при моем стремлении учиться, здесь я научусь многому. Кроме того он обещал сообщить министру о впечатлении, которое я на него произвел.
Сентябрь
Суббота, 2 сентября.
Де-Порталис сообщил мне, что на наших лакеев жалуются, что они поколотили полицейских и дали убежище человеку, арестованному за долги. Скажу об этом маркизу. За ужином был новый французский консул, над которым все смеялись. Это некий Лессепс[12], который прежде был в Гамбурге. За отсутствием ума, он легко поддается насмешке, а здесь этим умеют пользоваться.
Воскресенье, 3.
Я обедал у князя Степана Куракина. Мы были приняты просто и любезно. Этим талантом русские обладают в совершенстве, а кроме того они больше, чем кто-либо стараются подражать нам в манерах. Возвращаясь, мы прошли через сад, где было много красивых женщин и между прочим девица Корсакова, красота которой меня прямо поразила. Пюнсегюр остался гулять с г-жей Шуваловой[13], а мы с Порталисом вернулись домой!
Суббота, 9.
Сегодня мы с маркизом являлись ко Двору, по настоянию Пюнсегюра и противно моему совету, так как я хотел подождать приглашения. И лучше бы было подождать, так как нам отказали в приеме.
Шевалье де-Порталис от меня не отходит. Он желает, чтобы я уговорил маркиза представить его Императрице, но маркиз не хочет и по причинам весьма основательным. Многие купцы, на которых Порталис ссылается, приходили к маркизу справляться, кто он такой, и говорили, что он им должен, а Порталис говорит, что он не занимал ни у кого, кроме негоцианта Грелэна.
Воскресенье, 10.
В полдень мы, Пюнсегюр и я, были представлены Ее Величеству вице-канцлером, графом Остерманом[14], причем целовали ее руку. Императрица возвращалась из церкви, где слушала обедню в честь орденского праздника Александра Невского. Эта государыня очень величественна, на лице ее написаны благородство, доброта[15] и любезность.
Теперешний дворец, недавно выстроенный, представляет собою совокупность многих отдельных, деревянных и каменных домов, весьма искусно соединенных. Вход украшен колоннами; за прихожей следует большой зал, а за ним — другой, где Ее Величество принимает иностранных послов. Затем следует зал, еще больший, занимающий всю ширину здания и разделенный колоннами на две части: в одной — танцуют, в другой — играют в карты.
15
Позднее, в депеше 9 Апр. 1778 г. Корберон говорит об Императрице следующее: «Екатерина II более умная женщина, чем великая правительница, поняла дух народа, которым правит. Эта удивительная личность, являющаяся то законодательницей, то завоевательницей, но всегда женщиной, представляет собою неслыханную и странную смесь твердости и слабости, решительности и нерешительности. Проходя, поочередно, через самые противуположные крайности, она представляется наблюдателю с разных точек зрения, так что он, сбитый с толку, принужден бывает признать ее скорее великой актрисой, чем великой государыней».