– Я не могу найти работу по специальности.
Ей показалось, или он правда с облегчением вздохнул?
«Нет, не показалось».
Даже с расстояния в полтора метра до нее донеслось его старческое дыхание. В паре глаз напротив забрезжила надежда.
– У Вас есть высшее образование?
– Еще какое…
– И какое же, позвольте полюбопытствовать?
– Философское.
– Философия! Очень интересно! – он тут же стал воплощением любезности.
«Еще бы. Что может быть лучше – изучавший философию признает себя недееспособным настолько, что пресмыкается и ползает на коленях перед психологом. Хрустальная мечта всей его профессиональной жизни».
– А Вы обращались в агентство по трудоустройству?
– Если бы я считала, что там мне помогут, я бы обратилась.
Он искренне пытался изобразить понимание. Правда, было видно, что он очень старался.
– Скажите, а почему Вы считаете, что Вам не в состоянии там помочь?
Теперь уже она не стала скрывать своей иронии. На детей и обделенных при раздаче серого вещества не обижаются.
– Потому что философия и религия сейчас не в моде. Можно было бы сравнить их с антиквариатом или одеждой винтаж, но это будет сильным преувеличением, поскольку и та, и другая сейчас покоятся на полках секонд-хенда. А ее носители, соответственно, отбросы общества.
– Извините, правильно ли я Вас понял? Вы причисляете теологов, профессоров философии, богословов к люмпенам? – его улыбка на сей раз носила явный саркастический характер. – Но, насколько мне известно, – на слове «мне» было сделано ударение, – это уважаемые люди, заслуженные деятели наук, интеллигенция, элита нашего общества…
– Само собой. Потому что к философии и религии они не имеют никакого отношения.
Улыбка резко потухла. Девушке пришлось прикусить губу, чтобы сдержать победный клич. Эксперимент явно удался.
– Скажите, пожалуйста, на основании чего Вы пришли к подобному заключению? – он старался сохранить остатки профессионализма, сползавшие с него также неумолимо, как ляжки стриптизерши с шеста, даже сделал какую-то пометку в блокноте.
Девушка задумалась. Стоило ли рассказывать о пяти годах обучения, прошедших далеко не безболезненно для ее психики? Едва ли он был способен ее понять. Впрочем, кто когда-либо кого-либо действительно понимал, а не думал, что понимает?
– Вы в курсе, кто сейчас идет на философский? – начала она отвлеченно, как будто его здесь не было и она просто продолжала ночной диалог с самой собой. – Тот, кто не поступил на остальные специальности – проходной балл сюда специально занижен. «Платите деньги – и мы сделаем из вас Аристотеля» – негласный слоган данной компании. Получается, у тебя недостаточно мозгов, чтобы стать экономистом, социологом, журналистом, психологом, но ты вполне сгодишься для философа.
Ирония заключена в том, что я-то шла сюда намеренно. Вы бы видели мой энтузиазм на первом курсе! Были здесь и другие, такие же, но лучшие из них занимались декларированием учебника и усердным поглощением всех якобы «знаний», которые им преподносили на тарелочке в уже переваренном виде. Не знаю, что их прельщало больше – философия или статус философа. Но это еще можно было бы вынести, если бы однажды я не поняла, что люди, преподающие мне философию и все остальное, не выросли из моих же одноклассников… – девушка усмехнулась.
– К концу второго курса я уже презирала их всех. Я не ходила на лекции, начала курить и писать свои собственные статьи. На английском. Но знаете, что мне вскоре стало ясно? Это никому не нужно. Абсолютно никому. Кроме меня. И тогда я решила оставить им их соломенные чучела, их любимые, трепетно оберегаемые заблуждения, бредовые понятия, их фиговые листки. Они от этого только выиграли. Только я с того момента превратилась в холодный, разлагающийся, кишащий червями и паразитами труп…
Что вы можете мне посоветовать?
Я и так знаю, что вас учат говорить в подобных случаях.
Чем вы можете мне помочь?
Прописать курс антидепрессантов? Может, лучше сразу записаться на лоботомию?
Девушка сжала в кулаки заледеневшие пальцы, подняла глаза на психолога и с издевкой спросила:
– А какое учебное заведение окончили вы, доктор?
14:35
Выйдя из здания, она несколько секунд стояла неподвижно, вспоминая и не зная, что ей делать дальше.
Эндорфины, как видно, улетучились гдето между вторым и третьим этажом.
«Быть или не быть? Вот в чем вопрос».
Она никогда не любила и не понимала Шекспира.
«Если быть – то зачем?»
Уж она-то лучше многих других знала, что без этого «зачем» аргументы в пользу «быть» становятся слабее с каждым днем…