Владимир Алексеевич РЫБИН
ИНТРИГА
1
Записка пришла с вечерней почтой. Небольшая бумажка в мелкую клеточку, явно вырванная из записной книжки, была вложена в белый конверт. Записка состояла всего из нескольких слов: "Если вы отдадите свою дочь за Петра Колобкова, случится большое несчастье". Я пожал плечами: что значит "если вы"? Разве нынешние молодые спрашивают у родителей, за кого им выходить замуж?
Я бросил конверт в мусорное ведро, сунул записку в карман и решил ничего не говорить своей Светке, чтобы не расстраивать. Но сам забыть о записке не мог. И пока дома пил свой обычный вечерний чай с «Любительской» колбасой, все думал о каком таком несчастье предупреждает благожелательный аноним? Если бы узнать, кто он, тогда можно было догадаться и о том, что грозит молодым, и, возможно, предотвратить это несчастье. Зазвонил телефон. Далекий хриплый голос, не поймешь, то ли мужской, то ли женский, спросил, получил ли я письмо с предупреждением? Я ответил, что получил, и тогда голос сказал:
— Отнеситесь к нему со всей серьезностью.
— Кто вы такой?! — взбеленился я.
— Не имеет значения.
— Очень даже имеет. Что я скажу дочери? Она меня просто на смех поднимет, скажет, что это розыгрыш и только. Знаете, какие нынче дети? Разве они слушают родителей?..
— Мое дело предупредить.
— Предупредить! — заорал я. — Плевать на ваше предупреждение!
Я бросил трубку и тут же пожалел об этом: надо было потянуть за язык этого благожелателя, повыспросить.
Странно было то, что меня вроде бы всерьез не расстроили ни записка, ни звонок. Что могло случиться? Какие тайные силы заинтересованы в том, чтобы моя дочь осталась старой девой? Кому это надо? Слишком несерьезны казались такие интриги в наши дни, слишком это походило на набившие оскомину зарубежные детективы.
И тут мне пришла в голову мысль: дело, может, вовсе не в том, чтобы Светка не вышла замуж, а в том, что кому-то очень нужно, чтобы ее парень, которого я никогда не видел и о котором знал только, что он существует, некий Петр Колобков — не женился на Светке? Значит, заинтересованными лицами могли быть родители или кто-либо из родственников жениха. Вот когда я пожалел, что не удосужился до сих пор познакомиться с Петром и его родителями. Все казалось — успеется, все думалось — неудобно напрашиваться. Ведь пока парень и девушка ходят друг за другом, это еще ничего не значит. Женихаются все, а женихом и невестой становятся немногие. В наше время серьезные разговоры с родителями начинаются лишь после того, как молодые подадут заявление в загс. А Светка с Петром, насколько мне было известно, ни до чего серьезного еще не доходились.
Снова зазвонил телефон, и я кинулся в прихожую, думая, что это опять тот аноним. Но в трубке раздался радостный голос Светки:
— Пап, как ты там?
— Где ты гуляешь до сих пор?! — закричал я на нее.
— Не сердись, пап. Ты поел?
— Не дожидаться же мне, когда ты явишься. Если бы я тебя дожидался, давно бы уж с голоду помер.
Светка засмеялась, словно я сказал бог весть какую веселую штуку.
— Не злись, пап. Послушай, я хочу тебе что-то сказать…
— Сейчас же приходи домой. Дома поговорим…
Я первым демонстративно положил трубку, но легче мне от этого не стало. Я уже догадывался, что она хочет мне сказать, но было неприятно от того, что это ее сообщение совпадало с получением записки и тем самым как бы подтверждало серьезность угрозы. Я включил телевизор, пытаясь отвлечься от невеселых мыслей, но и это не помогло.
Как и следовало ожидать, на Светку мое требование не произвело никакого впечатления и она явилась домой даже поздней, чем обычно, — в половине двенадцатого. Явилась не одна, а в сопровождении здорового парня с бегающими глазами. Парень разделся в прихожей без спроса, видно не впервые, надел мои шлепанцы, одернул пиджак и, подталкиваемый Светкой, шагнул в комнату. И застрял в дверях, внимательно разглядывая потолок. Я уж хотел спросить, не маляр ли он, что так интересуется побелкой, но тут у него из-за спины вынырнула Светка, подтолкнула парня и заявила:
— Пап, а я выхожу замуж. Вот за Петьку. Мы уже и заявление подали.
— Догадываюсь, — вздохнул я и убавил звук у телевизора.
— Ты не можешь догадываться, — почему-то обиделась Светка.
— Конечно, в наш просвещенный век родителям о таких вещах полагается узнавать последними. Но мне сообщили…
— Кто сообщил?
— Вот об этом ты узнаешь последней.
— Пап, я умру от любопытства.
— До свадьбы заживет, — сказал я и совсем выключил телевизор.
— Я говорила, что мой папка — первый ехида на всю Москву, — сказала Светка своему жениху и зачем-то снова толкнула его кулачком в бок.
— Ты в папу, — глубокомысленно изрек жених, и я услышал, что у него приятный баритон. Удивительно много можно узнать о человеке по первой фразе, по подбору слов, по интонации, по едва уловимой модуляции звуков. По всему во этому я понял, что парень ничего себе, добрый, стеснительный и, похоже, неглупый.
— Пап, ты бы поговорил с ним. Все-таки он твой будущий зять.
— Чего теперь-то говорить? Теперь деваться некуда — надо к свадьбе готовиться. А наговориться еще успеем — вся жизнь впереди.
— Все равно поговори. — Она толкнула жениха на стул возле меня и убежала, крикнув из-за двери строгим голосом, удивительно похожим на голос покойной матери. — Разговаривай с папой! Не молчи!
Мы сидели и смотрели друг на друга: я с откровенным любопытством, он — не зная куда девать глаза.
— Ну-с, разговаривайте, молодой человек, — сказал я. — Привыкайте выполнять приказания.
Он передернул плечами, и мне показалось, что у него сейчас вырвется: "Мало ли что. Приказывать все горазды" — или нечто подобное. Но парень сдержался, только чуточку побледнел. И вдруг сказал совершенно спокойным голосом:
— Сергей Сергеевич, вы извините Свету, что не сообщила о нашем решении заранее. Но это серьезно, поверьте.
Я с любопытством посмотрел на него. Он все больше нравился мне, этот парень. Видно, не слюнтяй какой-нибудь вроде тех, что околачиваются по вечерам у кафе-мороженых. Но никак не мог я взять в толк, что с моей легкомысленной избалованной Светкой может быть связано что-то серьезное. И если бы не записка…
— Вы кто? — спросил я его.
— Я сын Егора Ивановича Колобкова, — не без самодовольства ответил он.
— И только?
— Академика Колобкова. Светлана говорила, что вы моего отца знаете и уважаете.
Это было любопытно. Парень-то, видно, не промах, сразу с козырей пошел, чтобы, значит, больше вопросов не задавали.
— Академика Колобкова я знаю. Не лично, к сожалению, но наслышан. А вас, извините, пока что нет.
— Теперь, как вы сами сказали, — деваться некуда. Еще узнаете.
— Мне бы хотелось узнать сейчас. Как говорится, предъявите документы.
Сказал я это просто так, но парень понял буквально, поколебавшись, полез в карман и подал мне зачетную книжку.
Пришлось продолжать игру, которую я сам ненароком начал. Внимательно, страницу за страницей, стал изучать зачетку. Учился он в том же институте, что и Светка, и тоже на четвертом курсе. Отметки были так себе, весь спектр, от пятерок до троек. В общем, все было в точности, как у моей дочери. Потому они, видать, и приглянулись друг другу.
— Значит, скоро диплом? А там куда? На ударные стройки?
— Куда пошлют.
— Ну не скромничайте. Известно же, куда могут послать сына академика Колобкова.
Он промолчал, никак не отреагировав на мою иронию. И опять я отметил, что парень, видно, не трепло, с выдержкой. В глубине души я был рад такому обороту дела: не раз со смутным беспокойством подумывал о том времени, когда Светка после института упорхнет из Москвы, оставив меня одного. Тогда поневоле, хочешь не хочешь, придется жениться. Ибо телевизор выручает только тех, кто хоть иногда кого-то ждет.