Секретарша, видно, была толковая, знала, как помочь людям сбросить с себя скованность. Усадить человека в глубокое кресло, поставить перед ним бокал и уйти.
В дверь постучали, и я, ни о чем не задумываясь, крикнул обычное: "Войдите!" Вошла невысокая женщина, и я чуть не рассыпал конфеты, так она показалась мне похожей на мою покойную Валю. Через секунду я рассмотрел, что ничуть она на нее не походила, — совсем другие глаза, овал лица, нос, губы, но потрясшее меня в первое мгновение впечатление не проходило.
— Прошу вас, — сказал я, вставая и указывая на соседнее кресло.
— А где… Зоя Марковна? — Она была сурова, но в глазах ее что-то блестело, то ли улыбка, то ли насмешка.
— Зоя Марковна просила вас пока угощаться. — Я протянул через стол раскрытую коробку конфет. — Она сейчас придет.
— Что-то не похоже на Зою Марковну. Вы ее недавно знаете?
— Пять минут назад познакомились.
— Пять минут?! Тогда, видимо, она вас хорошо знает.
— Почему вы так считаете?
— Иначе бы всего этого… — Она показала на стол и решительно покачала головой.
— Неужели такая строгая?
— Хитрая и недобрая. — Женщина прошептала это как-то доверительно и тут же покраснела. — Не со всеми, конечно.
— А вы кто? — спросил я, тронутый этой доверительностью.
— А вот этого я вам не скажу. Кушайте конфеты. — Она повернулась и вышла.
Я выскочил в коридор, но женщина была уже далеко. Бежать следом было неудобно. Остановил очкастого сотрудника в белом халате, который, как и все в этом доме, мчался куда-то с круглыми от целеустремленности глазами.
— Извините, как зовут вон ту женщину?
— Валя, — сказал он, даже не посмотрев в конец коридора.
— Валя?! — изумился я.
— Да, а что? Валентина Игоревна.
— А фамилия?
— Да, я вас понимаю. — Сотрудник, казалось, только теперь очнулся от своих забот и посмотрел на меня молодыми колючими глазами. — Калинина ее фамилия. Ка-ли-ни-на…
"Ага, запомним, — радостно думал я, усаживаясь в свое глубокое кресло. — Главное, что она напомнила мне мою Валю и что ее тоже зовут Валей. Остальное выясним…"
Дверь приоткрылась, и в ней показались треугольные очки.
— Еще могу сообщить, что она не замужем.
— Благодарю вас, — растерянно пробормотал я.
— Рад помочь человеку…
В этот момент открылась дверь кабинета, и очки мгновенно исчезли.
— Кто это не замужем? — игриво спросила Зоя Марковна, выходя из кабинета.
— Приходила тут одна женщина.
— Кто такая?
— Не знаю. Она не назвалась.
— Та-ак!.. Имя ее вас не заинтересовало, а вот замужем ли она… Да вы, оказывается, не промах…
— Что вы, Зоя Марковна…
— Я не в осуждение. Все мужчины хотят любить, все женщины хотят, чтобы их любили.
— Зоя Марковна!..
— Ладно, это не мое дело.
Она быстро вытерла стол бумажной салфеткой, кинула в рот конфету и тяжело уселась на свое место.
— Егор Иваныч меня примет? — осмелился напомнить я.
— Может быть. Только ждать надо, он сейчас занят. — Она быстро повернулась на своем вертящемся стуле и заговорила, доверительно понизив голос: — Я бы на вашем месте не стала ждать приема. Вы кто — простой проситель? Вы — родственник. Так идите по-родственному, домой…
— Я не знаю, где они живут.
— Дочка-то знает?
— Должно быть, знает. Только они уехали сегодня со стройотрядом. Заявление в загс подали и уехали.
— Уехали. — Она произнесла это таким тоном, словно отъезд молодых ее весьма озадачил. И тут же заулыбалась обрадованно, быстро заговорила: Это ничего, что уехали. Вы сами дом найдете, я адрес дам. Идите прямо сейчас, с матерью пока поговорите, а потом Егор Иваныч подойдет…
— Может, сначала позвонить?
— Зачем звонить, идите прямо так, без предупреждений. Предупрежденным людям трудней в душу заглянуть… Сюда тоже можете приходить. Я вам пропуск выпишу. На неделю хватит? Но лучше домой…
Я слушал ее и удивлялся: как точно она угадывала желания. И верно: очень нужно было мне нагрянуть внезапно, чтобы, так сказать, заглянуть в душу моим будущим родственникам, угадать по их поведению, кто из них не желает этого брака и почему? Я восхищался Зоей Марковной: что значит опытная секретарша, с полуслова людей понимает…
Идти сразу я не решился. Подождал вечера, чтобы нагрянуть, когда отец и мать Петра Колобкова оба будут дома, посмотреть сразу на обоих, угадать по их поведению, сговорились они не выдавать сына за Светку или действуют втихую друг от друга.
Дом, где жили Колобковы, находился в глубине зеленого скверика. Когда я шел к подъезду, спрятавшемуся под широкий, ставший модным в последнее время козырек, заметил за кустами какого-то парня с фотоаппаратом. Не обратил на него внимания, но, когда открывал дверь, обернулся и увидел, что парень фотографирует подъезд, а стало быть, и меня тоже. Подивился вначале: надо же, как охраняются академики, каждый гость — в картотеку. Подумал я так только в первый момент, потому что тут же и решил, что парень фотографирует вовсе не меня, а дом. Нынче людей с фотоаппаратами развелось больше, чем с какими-либо другими рабочими инструментами, нынче мода снимать все подряд от козявок до небоскребов. Даже некоторые поэты, как говорят, отчаявшись выразить эпоху словами, хватаются за фотоаппарат.
— Вы к кому?
Только тут, ослепший после улицы, я разглядел в закутке под лестницей бабушку в пенсне. Она сидела на продавленной кушетке, закутанная в шаль, и пила чай из кружки.
— Мне к Колобковым.
— А их нету никого.
— Как это нету?
— А так вот и нету, — раздраженно сказала бабушка. — Не вы первый спрашиваете. Только что кто-то приходил, тоже не поверил, пошел проверять на пятый этаж. Еще лифтом хлопнул…
Я вышел, не дождавшись конца ее монолога. Отправился искать какое-нибудь кафе, чтобы переждать там. К тому же пора было ужинать, а идти в гости голодным я не мог.
Вернулся к дому часа через полтора, пошел наверх, не спрашивая бдительную старушку. Да я, как видно, ее больше и не интересовал: один раз видела, и ладно. Поднялся на пятый этаж пешком, позвонил у дверей. Долго никто не открывал, потом послышалось какое-то шуршание, и я увидел перед собой, как мне показалось в первый момент, совсем старого седого человека в пижаме с отекшим больным лицом.
— Вы ко мне? — спросил он совсем не вяжущимся с его внешностью молодым голосом.
— Я отец Светы.
— Какой Светы?
— А Петр сказал, что вы обо всем знаете.
— О господи! — всплеснул он руками. — Извините, ради бога. Входите, да входите же. Раздевайтесь. Вот здесь. И проходите в гостиную, будьте как дома. Я сейчас.
Он исчез за одной из дверей, которых, как мне сразу показалось, в этой квартире было множество. От прихожей шел длинный коридор, упирающийся в стеклянную дверь с матовым изображением самовара. Там, должно быть, была кухня. Дверь в гостиную, ближайшую к прихожей, была открыта, и я несмело вошел в нее, огляделся. Сразу возникло ощущение, будто я здесь уже бывал. Так случалось у меня в командировках. Приедешь в чужой город, выйдешь на привокзальную площадь и начинаешь думать, что ты здесь уже был. И начинаешь вспоминать: неужели был да забыл? И наконец соображаешь, что планировка привокзальной площади или какая-либо архитектурная деталь, или еще что-то точно такие же, как в другом, знакомом, городе.