-- Ну и зачем ты меня звала? Сказочку тебе на ночь рассказать? "Жили-были дед да баба...". Так ты, вроде, выросла.
-- Выросла. Пожалуй, матушка, сказку я тебе и сама расскажу.
Ростислава помолчала, вновь спрашивая себя: это то, что я искала? Придумала? Цель?
-- Помнишь, посылая нас сюда, Воевода Всеволжский говорил: надобно поставить преграду движению германцев к морю Варяжскому. Не дать им поставит города богатые на море, пустить корабли торговые, заселить земли прибрежные.
-- Помню. Как не помнить. Как мы тогда втроём в бане... Ты-то в те поры так притомилася бедняжка, что и мяу вымолвить не могла. Как слезла с уда воеводиного, так и повалилась, будто тряпка брошенная. Слабоватенька оказалася. Бедняжка.
Сочувственные, вроде бы, слова Софьи были наполнены ядом и чувством собственного превосходства. Ты, деточка, видывала мало, а я-то и не таких жеребцов знавала. Что для тебя - мира потрясение, то для меня - ветерка дуновение.
-- Он тогда орал: "Дай ему! Дай!". Хе-хе-хе... не худо у нас получилося. Вот встречу Барбароссу, про которого Ванятка говорил - посмотрю. Может, и правда, мужикашка тот - хорош да забавен. Тогда и погляжу. То ли - дать, то ли - не дать, то ли - так погонять.
Софья прекрасно знала как Ростислава относится к "Зверю Лютому". Её это раздражало. Не из-за Воеводы, а потому, что было немалой частью новой, непонятной, иногда - пугающей, сущности дочки. Основой её самостоятельности. Почитаемой Софьей глупым гонором, вздорным капризом да невежеством. Ну не может дитё противу родительницы идти! Это ж все знают!
Ростислава напряглась на неуважительное "Ванятка", но продолжила, не меняя спокойного, повествовательного тона:
-- Чтобы сделать по слову Воеводы, построить "крышку над котелком германской нации", надобно иметь довольно сил. Ре... ресурсов. Воинов и земель, людей и денег.
-- Да брось ты! Ванька глупость сказал. Ты что не видишь? Задним умом крепок. Поздно уже, немцы уже и Любек поставили, и иные города. Земли, народы тамошние, под себя забрали. Тамошние мужички на них пашут. Тамошние бабы от них родят. Ушло времечко, улетело-проехало. Нам не по его уму думать надо - об себе заботиться. Себе домик крепкий строить. Он-то нас с тобой, ежели что, спасать-выручать не прибежит.
-- Не прибежит - так прилетит.
Софья открыла было рот, чтобы поставить на место дерзкую девчонку. И замолчала. Ростислава - единственная женщина в мире, которая летала по поднебесью. И там - любилась. На воздусях. Со "Зверем Лютым". Прям на пороге царства Божьего, под славословия хора ангельского. Чуть не убилась там. Говорит - сладко. Лучше не бывает. А вот Софья такого...
Может, дочка и права. В чём-то.
Ростислава провела пальцем по столу в одну сторону, в другую...
-- Хоть так, хоть эдак. То ли "крышку на котелок" собирать, то ли себе "домик строить", а надобны нам эти... ресурсы.
-- К чему? Генрих и так даст чего попрошу.
-- Пока - да. А завтра он себе кое-какую молоденькую да смазливенькую сыщет. А тебя... в запечку. А то - в монастырь. Ты же видишь, как местные дочек своих подложить мылятся. Всё норовят... поиметься и поиметь. Благосклонность правителя. А наш-то к малолеткам... Ты ж и сама знаешь.
Герцог Саксонский Генрих Лев - любвеобилен. Как и требует статус самого главного самца Северной Германии. "Попробовать" каждую дочь или жену вассала в эту эпоху уже не обязательно. Но - весьма желательно. Поскольку подтверждает лидерство.
Как способности бычка-производителя связаны со способностью управлять страной? - Неважно. Важно: люди этого ждут. Не следует обманывать ожидания подданных. Как бы вы к этому не относились.
Генрих был совершенно очарован Софьей. Он находил в ней сходство со своей суровой бабушкой, которая и воспитывала его, которую привычно было слушаться. И которой так хотелось воспротивиться. Теперь он то покорно исполнял капризы Софьи, то принимался наказывать её за обиды, причинённые давно усопшей бабулей. Эти "ролевые игры", дополняемые бешеным сексом в исполнении страстной и искушённой Софьи, и множество редких, невиданных вещиц, привезённых караваном, столь волнующих его артистическую натуру, были основой их связи.
Однако совершенно сумасбродные предложения он отвергал. Статус герцога, Саксония достались ему дорогой ценой, он помнил об этом, следовал своему пониманию "хорошо" и вовсе не стал послушной игрушкой в руках Софьи. Что было, пожалуй, хорошо: Софья ещё не вполне понимала паутину здешнего мира. Её идеи, временами довольно авантюрные, были чреваты серьёзными конфликтами. Впрочем, она быстро училась.
При этом Генрих успевал поглядывать по сторонам. Вполне примечая разных... милашек. Которые, со своей стороны, постоянно являли ему томные взгляды, вздохи и ко всему готовность.