-- Штека! Штека! (Сильнее!)
Графиня сразу велела им замолчать. Кормщик открыл рот от такой наглости. Потом достал откуда-то из одежды фляжку и залил содержимое в открытое. Сэкономил. На открывании рта. Занюхал рукавом, рыгнул и снова заорал:
-- Штека! Штека!
Графиня даже растерялась от такого... неблагородства. И к ней, самой графине де Коридор!, неуважения. Фыркнула и повелела:
-- Эй ты, как тебя, Орвард, выкинь хама в реку.
Пока Квентин соображал, влез этот... неполнозубый Йо:
-- Ваша милость! Ежели кормщика выкинуть, то барка плыть не будет. Это ж он её... ну... двигает. А если нет, то зачем мы сюда...?
Рассыпался в любезностях, заюлил-залебезил, место у носа указал, котомку её служанки помог переставить, узлов помягче... И всё с поклонами, с придыханиями и причмокиваниями. Пользуется, гад, темнотой. Пока его зубов не видно. В смысле: не видно их отсутствия.
Квентин даже как-то... заревновал. Хотя, на кой ему эта... колючка ядовитая? - Только в супруги венчанные. А так-то... и глаза бы не глядели, и уши бы не слышали.
Только начали укладываться - пошёл сумку свою дорожную посмотреть, возле носа же была. А эта... в крик. Вроде: как ты посмел?! Я сплю, а ты... со своими поползновениями... Ну и дальше там... про козлов. Вонючих и наглых. С высоких гор. В смысле: хайлендов.
Плюнул, лёг в корме, головой прямо под ту доску, на которой кормщик с подмастерьем топчутся и орут.
У самого щёки горят. Неудобно, что-то под боком колет, ноги не вытянуть. Меч рукояткой в спину давит. Ну ведь понятно, что ничего из герцогининского плана не выйдет! Глупость сплошная! Эта графинька его ненавидит, прямо-таки брезгует! Не, не пойдёт она за него. Не быть ему графом, не вести в бой славных воинов под его знаменем, не вернуть родной Глен. Чуть не расплакался. Ворочался-ворочался да и заснул.
Только угрелся, сон такой приятный, будто утро, он бежит к отцу по зелёному лугу, тот подкидывает его вверх, за его спиной целый, не сожжённый ещё, не разрушенный Глен. Рядом мать стоит, смотрит-улыбается... и вдруг начинает визжать. Лицо улыбается, а кричит будто режут. И замолчала. Только плеснуло что-то.
Окончательно проснулся, сел, головой потряс. Визг... точно был. Не во сне. И плеск. Сел, тяжело соображая. Меч - под руку. Как дядя Людовик учил. Темно. Не видать ничего. Кормщики не орут. Их вообще нету!
А, есть. Старший вдоль борта привалился, пасть раззявил и дышит. Выдыхает. Содержимое своей фляжки.
А рядом этот... Нищий из города. Немой. Только какой он нищий? По движениям, ухваткам... на дядю Людовика похож. Воин. Но какой-то странный. Обноски, рваньё. Оружия не видно. Совсем лысый. Даже бровей нет. И молчит. В темноте глаза поблёскивают.
С носа донеся какой-то шёпот. Потом возня, мужской вскрик и ругательство. Слышно, как кто-то полез через мешки в середине барки. Квентин осторожно потащил меч из ножен. Нищий протянул руку, коснулся Квентина и зашипел, прижав палец к губам:
-- Тс-с-с.
Через кучу мешков всунулась морда одного из двух подручных Зубастого:
-- Мужики! Тут такой шайс... эта... шиксе... ткнула ножиком... кровь остановить...
Псевдо-попрошайка чуть повернулся, вытащил свою сумку, достал оттуда огниво с трутом, постучал кремешком, раздул трут, вытащил свечку, запалил фитиль, сунул в руки Квентину, осмотрел руку страдальца - весь рукав промок от крови, рванул за плечо так, что бедняга взвыл от боли, оторвал рукав, отчего пациент принялся громко ругаться. Повернувшись к Квентину, вдруг сказал:
-- Воды.
-- Так ты... не немой?!
-- Воды. Живо.
Квентин, ошалев от разговорчивости немого, вернул свечку. Поискал ведро, забрал назад свечку, нашёл ведро - под кормовой доской подвешено, вернул свечку, набрал воды, возле носа барки что-то бултыхалось в воде, туда, кажется, темно, не разобрать - смотрели Зубастый, второй его подручный и подмастерье кормщика, торчащий на носовом помосте с вторым шестом, принёс воды, послушал ругань слабеющего раненного, на котором бывший немой разорвал рубаху, полюбовался, как из бедняги вытекает кровь - хорошо течёт, подержал придурка, который вздумал дёргаться, когда немой не-немой наложил жгут. Ещё подержал. Пока в рану набивали какую-то мазь. Потом просто держал, поскольку клиент отъехал, в смысле: потерял сознание.
"Добрый самаритянин" положил бесчувственного к непроспавшемуся и, в сером свете медленно светлеющего неба, перебрался на нос. Квентин... ну эта же парочка не убежит? А там... интересно же! Последовал за ним.