И вот два человека злобно смотрят друг на друга, а между ними мокрый мешок, непрерывно дрожащий и издающий невнятные звуки. Внутри что-то мявкнуло. И издало тоненькую цепочку тресков, завершившуюся затихающим шипением.
Юноша раздражённо фыркнул и, гордо вскинув голову, отправился к облюбованному им месту.
Однако травма, нанесённая его сознанию образом Пукающей Прекрасной Дамы была столь велика, что усидеть на месте он не мог и весьма скоро решил проверить: убедиться в верности увиденного и услышанного, снова выглянуть через эти идиотские мешки.
Теперь на месте их недавней ссоры с Йо лежал тюк тряпья, на нём -- на спине, нагое, едва начавшее приобретать намёк на формы, женское тело с замотанной тряпкой головой и сведёнными за спину руками. Подручный Йо держал ноги, а сам Зубастый, приподняв прут, не сильно, но резко щёлкнул даму по груди. Тельце дёргалось, пытаясь свернуться, подручный ругался, удерживая лодыжки дамы в кулаках, новый залп мычания разнёсся в предрассветной тишине над тихой немецкой рекой.
-- Голых графинь не бывает! Их не лупят палкой по сиськам!, - в панике возмутилась честная душа благородного юноши.
Да, дядя Людовик однажды похоже наказывал служанку. Та не домыла комнаты, потому что убежала кормить своего приблудного младенца. Так за дело же! По справедливости! Она же - крепостная, должна выполнять волю сеньора. А здесь...?
Его живой ум пребывал в смятении, молодая отвага билась в тенетах сомнений. Квентин вновь впал в "когнитивный диссонанс". Хотя, конечно, название того, куда он впал, оставалось для него тайной.
-- Обделалась, сучка. Обильно. Тряпьё выкинуть придётся. Весь тюк.
Вылезший следом за Квентином немой сходу указал решение проблемы:
-- Полоскать.
Даму, несколько пованивающую, что особенно резко ощущалось на свежем утреннем ветерке, снова сунули в мешок, старательно завязали и выпихнули за борт. Квентин ахнул и кинулся к планширу. Мешок ушёл под воду. Потрепыхался там. Зубастый улыбнулся во весь свой решётчатый рот, и принялся тянуть верёвку. Вытянув мешок до половины, подмигнул Квентину, от чего тот прямо содрогнулся душой и телом, и снова отпустил.
-- Шест! - вдруг резко прозвучало над ухом юного рыцаря.
Помощник кормщика-пьяницы, здоровенный дебил с вечно открытым слюнявым ртом, стоявший на носу с шестом, так увлёкся происходящим внутри барки, что перестал смотреть вперёд. Барку прижало к лежащим на мели у берега деревьям. Нищий хлопнул заглядевшегося Квентина по плечу:
-- Помоги.
Хоть и медленно, но мыслительные процессы в голове голубоглазого рыцаря восстанавливались. Он отправился за вторым шестом, который оставался на корме. И замер. Глядя на свой свободно лежащий меч.
Схватить. Обнажить. В три прыжка. Всех этих... Порубить. В капусту. Освободить. Прекрасную даму от злобных драконов. Она, конечно, сразу влюбится. И отдаст. Своё сердце и руку. Благородному ему. Это же по чести! По-рыцарски!
Он уже потянулся у своему оружию, как вдруг вспомнил подробности вчерашней сценки во дворике дворца герцогини. Как эта... издевалась над ним, как подзуживала слуг, как насмехалась над его, пусть бы и небогатой, одеждой. А ещё она кидала камни в его берет! Святыню! Реликвию! Последнее, что осталось у него от отца, от всего рода, от милого сердцу Глена. А как она... выводила заливистые трели и шипение только что?
В памяти всплыл вопрос герцогини: "А она - благородная? Разве благородные дамы ведут себя так?".
Может, она... не-благородная? Может её матушка согрешила с каким-нибудь... свинопасом?
Да, это всё объясняет. И злобный характер, и неприязнь к благородному рыцарю в его лице, и явную развращённость. И запах при её... не-голосовых песнопениях. Голос крови. Против него не попрёшь. Простолюдинка. Свинопаска. Курица, нагло изображающая из себя орлицу. Вот почему берет вызвал у неё такую ненависть - на нём перо настоящего орла! Символ его рода, д'Орвардов. Пятнадцать поколений благородных предков! Это тебе не запаренная мякина в отрубях!
Решив такими суждениями для себя вопрос о Прекрасной даме, которая оказалась не прекрасной и не дамой, а всего лишь отрыжкой похоти какой-то... прелюбодеятельницы и навозокидателя, Квентин повеселел и, подхватив шест, под внимательным взглядом немого нищего принялся помогать дебилу оттолкнуться от берега. Даже принял на себя роль командира:
-- Штека! Штека! Ещё раз! Ещё разок! Штека!
Тем временем Зубастый вытащил свою воспитанницу из воды, потыкал мордочкой в свежую лужицу блевотины, уложил носом на обделанный тюк тряпья и достал нож.