После ухода от Переборов в августе прошлого года у неё не было ни одного мужчины. Не считая мужа, что тоже можно не считать.
Больше полугода. И ничего не только привлекательного, но хоть бы как-то интересного, она здесь не видела. Она и сейчас ничего не видела. Потому что темно, потому что на голове подол платья. Потому что и не хотела никого и ничего видеть, плотно зажмуриваясь.
Но как она чувствовала! Сильные жаркие уверенные мужские ладони на своих маленьких чувствительных грудях. То разные - правая и левая. То снова разные - две левых. Равномерно, неотвратимо сжимавших, то вытягивающих плотно сжатыми, едва ли не до боли, до почти забытого сладкого чувства принадлежности, подвластности сильному и страстному. То отпускавших, позволяя им немножко отдохнуть. Почувствовать намёк на свободу. И уже ожидать продолжения. Ещё. Ещё раз.
Третья рука гладила её "бутон наслаждений". Осторожно. Умело. Ритмично. Заставляя всё тело дрожать от каждого прикосновения, наполняться тянущим, манящим жаром. Ожиданием продолжения. Желанием продолжения. Ещё. Ещё. Сильнее. Лишь бы это не кончилось. Лишь бы он не кончил. Прежде. Прежде меня.
Четыре руки бродили по её телу. То наглаживая бёдра, то сжимая в горстях ягодицы. Чьи-то губы охватили ей сосок. Начали посасывать и покусывать. И она, подгоняемая этими укусами, вцепилась в губы мужчины над собой, прижимаемого к её губам - её руками, удерживаемого её - под подолом её платья. Повторяя, возвращая этому - то, что она получала от другого. Ещё. Ещё. Быстрее, сильнее. И... и мир взорвался звёздами. Кажется она стонала. Или мычала. Но не вопила. Точно - целовала. Второго. В благодарность за удовольствие, за освобождение от долго копившейся тяжести в теле, предоставленные ей первым.
Она ещё "ловила звёзды", когда её вдруг сняли со столь много впечатлений доставившего места. Оставляя ощущение внезапной пустоты. Растерянности. Потери чего-то хорошего, приятного.
"Единственное в русском языке слово без корня: вынуть".
Она и ощутила себя - "без корня".
Её потянули за бёдра куда-то назад. Раздвинули ноги, прислоняя коленками к высокой ступеньке так, что зад оказался выше головы.
И - опять! Вдвинули. Вошли. Всунули. Вот это "корень"!
В её жаркое, утомлённое, наполненное соками любви первого и её собственными... ворвался новый твёрдый "наполнитель".
-- Ого! Но... нельзя же так! Я ещё... не отдохнула. Не пережила, не впитала... чувств и ощущений.
Она дёрнулась, пытаясь освободится от тряпок, закрывавших голову. Чьи-то ноги наступили на платье по обе стороны от её головы, прижимая к камню. Сил не было. Колени подгибались, но не могли согнутся, упёртые в ступеньку.
Прижатая, прислонённая, крепко удерживаемая, она охала в такт резким и сильным толчкам в неё сзади, не пытаясь понять, обдумать происходящее, в полной растерянности просто терпя и ожидая какого-то завершения.
Новый "пользователь" был "эгоистом". Он не пытался доставить ей удовольствие, не ласкал и не заигрывал. Впрочем, учитывая то, чему активным участником ему только что довелось быть, понятно его нестерпимое стремление стать самым активным.
У него были свои достоинства. Во-первых, больше. Толще. Достоинство. Что Ростислава сразу отметила как положительное. Если бы порядок был обратный, то... она бы мало что чувствовала.
Во-вторых, энергичность. В смысле: он напоминал голодного дятла. Движениями. Нет, не головой. И, наконец, он был быстр. Что после его участия в предшествующем акте, не должно вызывать удивления. Наоборот, его торопливость выглядела обнадеживающей: скоро кончит, можно будет придти в себя и отдышаться. От... этого приключения.
***
" - Раечка, почему такая грустная? Шо случилось?
- Та! Приходил вчера любовник и всё сделал хорошо.
- Ну?!
- А потом пришел мой Изя, и таки переделал всё по-своему, зараза!".
Как звали второго итальянца - неизвестно. Но что-то изиное в нём было.
***
Едва был произведён бурный финиш с характерным, на выдохе, упоминанием мадонны, как её отпустили. Совершенно обессиленная, с горячей от прилива крови в неудобном положении головой и массой ярких ощущений во всём теле, она съехала на коленки. Над её головой что-то говорили довольные итальянцы.
Один из них откинул подол платья с её лица и весело поинтересовался:
-- Sei vivo?
Убедившись, что она моргает, снова ухватил за лицо, оттянул губу и запихнул ей что-то за щеку. Старательно подбирая слова на немецком произнёс: