Каролина не признаёт виновными в убийстве: женщину, убившую посягателя на ее честь, мужчину, защищавшего свою жену и дочь, а также тех, кто "убивали, чтобы спасти тело, жизнь или имущество другого лица...".
***
Ивашко очень смущался, когда его сравнивали с Моисеем и спрашивали: когда золотого тельца делить будем? Тщательно поработав с Шульцем, по три раза переспросив, он сформулировал приказ гридням:
-- Как придурки мечи достали и на кого-то направили - всё. Приступаем к защите. Евоных тела, жизни и прочей хрени. Насмерть. Понятно? Потом к нашему попу на покаяние за ихних "ебиптян".
Далеко не все саксонцы уловили подробности обоснования "необходимой защиты в питейном заведении", но то, что шутки шутить с людьми герцогини не следует - дошло до многих.
Наконец - "Ура! Дом!".
Брауншвейг. Любимое детище Генриха Льва.
"Чего так в Брауншвейге встревожен народ,
Кого провожают сегодня?
То Генрих Брауншвейгский уходит в поход
На выручку гроба господня.
Жену молодую обняв у ворот,
Он ей половину кольца отдает,
А сам, уходя на чужбину,
Другую берет половину".
Именно "Брауншвейгский" - не Саксонский.
Эту балладу сложат в РИ через два века. Почти всё правда: и молодая жена (Матильда Генриховна Плантагенет), и паломничество в Святую землю, и единственный, удивительный лев.
"Однажды, бредя сквозь лесной бурелом,
Пытаясь разведать дорогу,
Увидел он схватку дракона со львом
И кинулся льву на подмогу.
Поверженный, рухнул дракон, захрипев,
И Генриху молвил израненный лев:
"Услуги твоей не забуду,
Навеки слугой твоим буду!".
И - стал. Бронзовый лев уже два года стоит посреди двора герцогского замка, в нетерпении глядя на лестницу в покои правителя. Будто ждёт появления своего спасителя. Первый бронзовый лев в Европе к северу от Альп.
***
Прошло восемь веков. Скоро уже и девять будет. В Брауншвейге 21 в. львы - везде. На вывесках, в сувенирах, на печатях. Более-менее похожие на своего прародителя. Бронзового слугу давно истлевшего Генриха Льва.
***
Конец сто тридцатой части
Часть 131 "Ехали мы, ехали, на...".
Глава 663
Генрих был рад вернуться в свой любимый город. Он чувствовал себя здесь значительно увереннее, веселее. Хотел поделиться своей радостью, успехами с окружающими, с близкими. Иной раз - несколько навязчиво.
Для Софьи и Ростиславы это было в начале... тяжеловато. Особого восторга не вызывало, а изображать и ахать было необходимо.
Брауншвейгский лев напоминал собаку. И своей прилизанной гривой, и постановкой задних ног. Двухэтажный замок с крытым двусторонним крыльцом не сильно отличался от дворца Боголюбского.
Потом они попали внутрь. И поняли. Насколько их муж и зять искусен в искусстве.
Интерьер рыцарского зала с рядами шлифованных колонн, украшенных богатыми капителями с чеканными изображениями человеческих лиц, лисьих морд, коней, драконов, листьев, с опирающихся на них орнаментированными арками, розовый и зелёный мрамор, удивительные верхние металлические арки со стягивающими цепями, резные орнаменты - деревянных дверей, каменные - их притолок, мозаики на полу, на стенах, чёрно-белые и цветные... Поднимаешься по лестнице, а со стен на тебя сурово-доброжелательно смотрят высокие, в два человеческих роста, святые. Вполне реалистические. Благородные. Полные мудрости и сочувствия.
Конечно, герцог не сам это делал. Но он выбирал. Объяснял - чего он хочет. Указывал мастерам на огрехи. Вкладывал в эту чеканку по золочёной меди не только деньги государства, но и свои личные силы и время. Своё чувство вкуса, чувство прекрасного.
Обе дамы были очарованы новым дворцом, которому предстояло стать их новым домом. Их восторги стали искренними и зазвучали чаще. А Генрих расплывался в довольной ухмылке.
"Половина герцогини" постепенно заполнялась, превращаясь в уютное гнёздышко, в удобную и приятную среду обитания. Впрочем, Ростислава вовсе не торопилась с обустройством. Особенно осторожно она относилась к множеству людей, стремящихся попасть к ней в услужение, мотивируя отказ стремлением к экономии, к сбереганию казны своего мужа, и без того истощённой прошлогодними войнами.