-- Тебя никто не видал, следов на одежде нет?
-- Не. Оглядел уж себя.
-- А тут как оказался?
-- Так эти ж... каупанские. Которые с Каупа. Они ж мышей не ловят! Сами здоровые, а мозгов нет! Я два ведра воды на кухне взял и тащу. Один в коридоре со стороны глянул. И снова во двор смотрит. Второй мне на входе: нихт лауфен. А я ему эти вёдра в руки, траген, говорю. Сам тащи. Он только фыркнул и головой так... Типа: сама-сама. Я и затащил. А этот в коридор выскочил. И они там по-своему. Я и за ширму. Они заглянули - вёдра стоят, меня нет. Ну, значит, ушла служанка. Я, то есть. А я - здесь.
И в восторге от удачности своей хитрости, Егорушка чуток попрыгал телом.
Всё это время вестовой лежал на герцогине почти нос к носу, удерживая её руку со стилетом. Его движение напомнило о том, что госпожа пребывает в короткой рубашке, а у Егорушки его платье несколько задралось в ходе проведения приёма на захват и удержание. Ощущение обнажённости контактирующих фрагментов поверхности тел дошло, наконец, до участников. Оба покраснели.
-- Я... это... ну... пойду уже...
Егорушка неловко слез с госпожи и, путаясь в подоле, попытался направиться к выходу. Суетливо и бестолково оправлял платье, заматывал платки, старательно не поднимая глаза на лежащую на полу герцогиню. Та потянулась, было, одёрнуть задравшийся край рубашки. Но передумала и, заложив руку за голову, принялась разглядывать своего слугу.
Уже давно не нечто безымянное из серии "принесли письмо, подали обед". После давней истории в подземельях дворца Воеводы был и совместный труд в роли вестовых, и падение за борт во время плавания, когда Егорушка кинулся спасать её прямо в одежде, и стычка на Одерском волоке, где Ивашко и гридни рубили разбойников, а Егорушка, в числе других слуг, охранял гражданских, стоя перед княгиней, защищал её собой. Выставив в сторону придурков в страшных масках свой скрамосакс. Толку от того ножика... но готовность защитить или умереть - была. Был и эпизод у Миндена. С весельем, боевым азартом, сообразительностью, исполнительностью.
-- Егорушка... слуга... куда больше сделал для меня, был со мной, приятен мне, чем... так почему же я должна... отдаваться мужу, а не тому, кто мне по нраву? - подумалось герцогине. - А как же "супружеская измена" - основание для развода? - Так ведь была уже. Или - были? Тогда, на лестнице... за одну считать или за две? Из благородных побуждений, для спасения и сохранения матушки и мужа. Так и здесь: неблагодарность - страшный грех. Грешить - не буду.
Она решительно приподнялась на локте и негромко, но твёрдо скомандовала:
-- Стоять!
Парень дёрнулся, замер. А она чуть насмешливо продолжила:
-- Ты что ж, слуга верный, так и бросишь госпожу свою? Не поднятую, не одетую, не помытую. Да и сам... куда ты такой пойдёшь? В женском платье. Вон лохань, воду ты притащил. Поставь и налей.
Рывком, как учил Артемий, перекатилась, поднялась на ноги. Указала куда поставить корыто, развернуть ширму, пока Егорушка красный, как после бани, старательно наливал воду, заперла двери и, взяв мыла, принялась наливать их в лохань и взбалтывать. Ей пришлось наклониться, и тяжёлый вздох за её спиной, подобный вздохам разносившимся некогда над Волгой во время прогулок с Воеводой на "Ласточке", подтвердил, что она если и постарела за последний год, то не сильно.
-- А ты чего столбом стоишь? Снимай с себя всё. Сложи аккуратнее. Эти тряпки могут, не дай бог, опознать. Их придётся... иллюминировать. Жаль, конечно, но не велика потеря.
-- Но я... это...
-- Ты в бане никогда не бывал? Исполняй.
Когда парень неуверенно начал разматывать платок, она сперва отвернулась. Потом напомнила себе, что "бесстрашна и бесстыдна", повернулась, уперла руку в бедро и принялась оценивающе рассматривать этот... мужской стриптиз. Старательно не меняя выражения лица, но ощущая как непроизвольно начинают всё сильнее пылать щёки.