Маэстро достал из воздуха папиросу «Беломорканал», прикурил.
Автор (помолчав). Значит, во всем, что скажут и сотворят мои герои, виноватым окажусь я?
Ясновидец. Конечно. Родители несут ответственность за поступки детей. И вы уже чувствуете эту ответственность.
Автор. Послушайте, вы меня совсем запутали.
Ясновидец. Так распутывайтесь. Но, кажется, отступать вам поздно, герои вашей книги уже здесь.
Автор. Далеко не все.
Ясновидец. Надеюсь, они появятся. Конечно, если переборете свой страх перед неизбежным наказанием за то, что напишете.
Автор надолго задумался: Маэстро был прав, и в его правоте автор чувствует какую-то неясную для себя угрозу. Может, действительно уничтожить уже написанное? Но это значит признаться самому себе в трусости. Автору стало не по себе. А Маэстро, как назло, не исчезал, стоял на фоне темного окна, насмешливо смотрел на автора, курил и выпускал дым в форточку. Хотя, если трезво рассуждать, фантомы курить не могут.
Ясновидец (иронично). Какими опасливыми становятся нынешние сочинители, собственных героев начинают бояться. Чего вы так напряглись, ведь первая часть вашей книги – лирическая. Что может быть опасного в любви?
Автор. Пожалуй, вы правы. Продолжу.
Автор придвинул к себе чистый лист бумаги, зажег свечу и обмакнул хорошо очищенное гусиное перо в чернила.
Ясновидец (удивленно). Но почему гусиным пером? Ноутбук, по-моему, удобнее.
Автор. Пером надежнее: что написано пером… Эту пословицу наши классики хорошо знали, вся отечественная литература, хоть чего-нибудь стоящая, создана в основном гусиными перьями.
Ясновидец. Вот таким вы мне нравитесь больше.
Автор. Спасибо.
И каллиграфическим почерком вывел на листе цифру 2 и написал с красной строки: «Полковник Антон Антонович Мостовой…»
2
Полковник Антон Антонович Мостовой, тридцатитрехлетний начальник Губернской службы безопасности (ГСБ) принимал душ в ванной, облицованной бежевым мрамором. Он любил эти утренние часы, когда прохладная вода взбадривала, заряжала энергией на целый день. Сегодня он с утра не мог избавиться от предчувствия предстоящих перемен. Нет-нет, никакой мистики, просто хорошая интуиция. А он жаждал перемен. С полубеспризорного и полуголодного детства, когда он мечтал о силе, которая уравняла бы его с Витьком, и до той поры, когда осознал, что дело не в силе, а во власти, он постоянно жаждал перемен.
Его родители жили на побережье океана. Мать и отец были вечно заняты на работе, и он был предоставлен самому себе. Уличный парнишка Антон рос хилым и слабым, насмешки сверстников и презрительные взгляды одноклассниц сопровождали его детство. И он смертельно завидовал тем мальчишкам, которые пользовались девичьим вниманием. Особенно он завидовал Витьку – признанному атаману дворовой шпаны, властному и бесстрашному. Витьку он завидовал до колик и судорог. Антон мечтал обладать такой же силой и властью, как этот ненавистный Витек. Может быть, поэтому он с малых лет большую часть времени проводил в одиночестве у моря. И, возможно, эта почти духовная связь с прародительницей всего живого – водой – и развила в нем интуицию, подсказывающую ему верные решения в сложных жизненных перипетиях и предупреждающую о грядущих переменах.
Стремление к власти с возрастом становилось все сильнее и сильнее, пока не превратилось во всепоглощающую страсть. Ради этой неодолимой страсти дипломированный искусствовед Антон Мостовой после окончания университета согласился на низкооплачиваемую работу в ГСБ, властная мощь которой держала всех его знакомых в страхе.
ГСБ, постоянно нуждающаяся в искусствоведах, с радостью приняла его в свои ряды. Теперь он водил иностранных туристов по городу и в музеи, не брезгуя чаевыми, которыми иностранцы одаряли внимательного экскурсовода, а вечерами составлял для конторы отчеты о подслушанных разговорах.
Конечно, Антону, жаждущему настоящей власти, этого было мало, и он трудился с рвением, достаточным, чтобы начальство обратило на него внимание. Но начальство не спешило повышать его в должности и в чинах: никто не любит чересчур активных сотрудников, от них только лишняя головная боль.