Они вдвоем с Хойскаром подхватили беспамятного Хоймира и потащили в оружейку. Хойскар тревожно смотрел на висящего на его руках товарища.
– Артам, ты не знаешь, почему он беспамятен?
– Предполагаю, – напрягаясь под тяжестью тела дикаря, ответил Артам.
– Ну и?.. – поторопил с ответом его Хойскар.
– Он превращается…
– Превращается? В кого? – испуганно спросил Хойскар мага.
С какого-то времени он стал тому верить на слово. Что бы ни говорил молчаливый Артам, все было со смыслом. Да, у того остались еще привычки труса, но Хойскар верил, что это пройдет. Он уже перестал быть тем отвратно-омерзительным типом, которого все хотели убить.
– Не знаю, – разгибаясь после того, как Хоймира затащили в оружейку, ответил Артам. – Думаю, мы это скоро увидим. Вяжи их, Хойскар.
– Это обязательно?
– На всякий случай, Хойскар. Им же будет лучше. Может, на них найдет помешательство, и они станут убивать друг друга. А так просто будут орать и лежать.
– М-да-а, – сокрушенно покачал головой дикарь, – ну ты и обрисовал картинку… – но все же послушался совета Артама и споро связал по рукам и ногам бесчувственных воинов. Уложил у разных стен и поставил между ними скамью.
– Пошли сена принесем с сеновала, – позвал он Артама. – На голых досках спать не хочется.
Артам кивнул и послушно пошел за Хойскаром.
Неела и Мила молча наблюдали за мужчинами. Выходя на двор, Хойскар обернулся и крикнул:
– Девоньки, поскидайте гнилую солому с нар, подготовьте место.
Девушки прошли мимо оружейки, и Неела зажгла светляк. Он закружил под низким потолком и осветил проход в помещение, где когда-то спали воины крепости. Мила толкнула дверь, и им предстала картина широкой комнаты с печью. Вдоль стен стояли деревянные двухъярусные нары. На них комками лежало и гнило сено. Запах сырости, гнилой соломы гулял по помещению.
– Тут еще натопить надо, – пробурчала Мила. – Как спать-то?
– А вот ты и сходи за дровами, а я солому приберу, – ответила Неела.
– Не, я не пойду. Там холодно. Придут мужики, их попросим. Я тебе лучше помогу.
– Так все равно сено на улицу выкидывать, – усмехнулась Неела. – Так и так замерзнешь.
– Да я уже замерзла. Лучше бы в натопленном доме остались.
– Лучше, хуже, – передразнила ее Неела. – Только Артам прав, утром нас здесь встретили бы совсем не дикари.
– А кто? – Мила остановилась на пороге.
– Чудища какие-нибудь. Я чувствую, здесь гуляют магические волны. Они налетают, словно смертельный холод. А ты не чувствуешь?
– Я? Я чувствую только страх, – поеживаясь, отозвалась Мила.
– Я тоже чувствую страх. Он волнами накатывается. Давай, подруга, не стой у порога, помогай.
Девушки выносили гнилую солому, а мужчины таскали сухую, но промерзлую. Натаскав сено, пошли за дровами.
В хлопотах прошло больше часа. Наконец печь была затоплена, и все уселись рядом, грея озябшие руки.
– Что-то есть хочется, – проговорил Хойскар. – Пойду принесу что-нибудь. У нас было сало, лепешки и вяленые утки. Рыба, помню, была копченая. Кто еще есть будет? – он посмотрел на сидящих товарищей.
– Я буду, – ответил Артам.
– И я, и я, – закивали головами девушки.
Хойскар ушел и вернулся с мешком в руках. Сел и развязал горловину. Стал вытаскивать снедь. Огляделся, куда бы все положить. Артам понял его правильно. Встал и подтащил к печи широкую лавку. Хойскар благодарно кивнул и стал выкладывать провизию.
Неела вытащила охотничий нож из ножен и стала нарезать сало. Лепешки на куски ломала Мила. Затем перешла на уток и тоже разделила на части.
Хойскар, полазив по мешку, неопределенно хмыкнул.
– Хм-м. Все же самогон они взяли. Вот засранцы. Ну ничего, сами выпьем. Кто будет? – спросил он.
– Будем, – за всех ответила Неела.
Хойскар достал узкую медную фляжку и потряс ее.
– Из города мертвых притащили, – рассмотрев флягу, произнес Хойскар. – Кружек нет. Будем пить из горлышка.
– А кружки я взяла, – спохватилась Мила. – Сейчас я принесу…
После сытного ужина Неела вышла в коридор, подкинула дрова в печь и уселась на лавке возле нее. Хойскар, Артам и Мила остались в спальном помещении и стали раскладывать сено на нары. Дверь в помещение оставили открытыми. Со своего места Неела видела угол с нарами в отблесках света печи. Дверь, ведущую на двор и припертую багром, и решетку оружейки. У печи она согрелась и расстегнула полушубок. Прислонилась спиной к бревенчатой стене и зарыла глаза. Она очень устала. День выдался очень тяжелым, а они только вчера прибыли в этот заброшенный поселок.