До желанной двери оставались считаные шаги, когда Йозефик понял, что остановиться он уже не сможет. Скорость, набранная его раскоряченным телом, была слишком велика. Его глаза отобразили на миг все чувства, испытываемые животным, которое знает, что обречено. Йозефик начал тихонько вспоминать свою жизнь, добрался до момента, когда его в детстве укусила лягушка. Дальше этого дело не пошло, так как он со всего разгона влетел в дверь. К счастью, она была не заперта и, к еще большему счастью, открывалась, как это пишут в лучших домах Лупри, «от себя, господа и дамы». Поэтому, почти не заметив тонкой деревянной преграды, Йозефик влетел в ванную комнату и немедля приступил к маневру торможения пузом по кафелю. Распластавшись, как морская звезда, молодой человек с резиновым скрипом проскользил до дальней стены, по пути насладившись видом раковины, ванны и вереницы полупрозрачных муравьев. Как только торможение закончилось, Йозефик вернулся в положенное ему природой вертикальное положение и с видом победителя подкрался к еще дрожащей двери и закрыл ее на замочек, щеколду и две цепочки. Наконец-то он мог облегченно выдохнуть.
Никогда еще водные процедуры не приносили разумному существу такого удовольствия. Если бы Йозефику в детстве сказали, что когда-нибудь соблюдение правил личной и общественной гигиены вызовет у него такой восторг, он бы только пальцем у виска покрутил.
Старательно намылившийся Йозефик стал похож на облако, из которого торчали приплясывающие ноги придурковатого божества. Неудачное, конечно, сравнение. Никогда нельзя приплетать божеств к столь низменным и подлым делам вроде гигиены. Для утверждения сих истин в кране иссякла вода. Даже смерть колодца в оазисе не была бы встречена с таким ужасом.
Да, Йозефик вир Тонхлейн, несмотря на свою родословную, сплошь украшенную именами отъявленных авантюристов и сорвиголов, был в ужасе. Утро, начавшееся столь нелепо, постепенно становилось откровенно пугающим. Чего же можно было ожидать от последующих времен суток? И почему только суток? Ведь вся дальнейшая жизнь могла превратиться в череду сплошных неудач.
Молодой человек неожиданно для себя ощутил вскипающие в душе эмоции, о существовании которых ранее даже и не предполагал. Его обуяло презрение к обыденности и щекочущая где-то между восьмым и девятым ребром жажда приключений. Теперь, когда Йозефик впал в ветреную эйфорию, которая сгубила бо́льшую часть его родственников, такая мелочь, как отсутствие воды, не могла его остановить.
– Грязь я смыл с себя! – провозгласил он в пространство и двинулся прочь из санузла.
В форточку ворвался попутный ветер и пожелал Йозефику доброго пути, снабдив заодно насморком.
Возвращался в коридор Йозефик вир Тонхлейн, как полководец-триумфатор на место триумфа своего полководческого гения. Проходя мимо все еще икающей госпожи Дандау, он даже осмелился презрительно фыркнуть. На самом деле он чихнул, но предпочел думать иначе. Победители не чихают и вообще не дают слабину.
Когда он шествовал, высоко вскинув голову, в сторону своей каморки, кто-то посмел его окликнуть.
– Господин Тонхлейн?
– Господин вир Тонхлейн, – веско процедил сквозь зубы Йозефик и вальяжно обернулся. Его догонял худосочный подросток в фуражке почтальона. – Что там у тебя?
Смущенный парень протянул большой пергаментный конверт с огромным сургучным оттиском. Йозефик небрежно взял его и спрятал в клубах своего мыльного одеяния.
– Можешь идти, – сказал он и помахал рукой, как будто хотел стряхнуть почтальона со своего августейшего горизонта. Такое обращение тяжелым плевком расплескалось по душе ни в чем не повинного парнишки. В глазах его задрожали слезы, затем неожиданно ярко вспыхнули до того бледные щеки. Он развернулся и поспешно ушел. Йозефик еще раз презрительно фыркнул то ли вслед почтальону, то ли в лицо всему миру.
Когда он входил в свою комнату, замок скрипнул печально и осуждающе. Как ни странно, но Йозефик был согласен с дверью, прислонился к ней спиной и медленно сполз на пол. Его пожирал стыд и тяжелое чувство вины. Никогда в жизни он не позволял себе так обращаться с людьми, даже если и не считал некоторых особ вполне людьми. Йозефик не мог понять, что на него нашло в коридоре и за что он набросился на безобидного парнишку со своим скотским презрением. Вернулся страх. Как кратковременно же было желание вырваться на волю из плена серых улиц Лупри!