Жалобный скулеж заставил Альберта прервать свою пылкую речь. В конюшнях, к которым они подошли, происходило что-то нехорошее.
– Простите... простите... про... Аааууу!
– Заткнись, шавка! – раздался громоподобный голос Эвана Бальдура. – Хватит скулить! Бесишь!
Чувствуя, будто находится в дурном сне, Альберт приблизился к воротам конюшни и медленно, стараясь не скрипеть, приоткрыл одну створку.
Тусклое освещение не позволяло рассмотреть все помещение целиком. Но этого и не требовалось. Луч солнца, пробивающийся сквозь маленькое оконце почти под самым потолком, падал прямо на жалко скрючившуюся фигуру. Молодой парень, едва ли старше самого Альберта, лежал на дощатом полу конюшни и, не обращая внимание на солому и грязь, пытался защититься от неминуемой боли.
Жертва закрывала руками голову, но ее мучитель знал, что больше страданий причиняют удары по конечностям.
– Думал, что раз ты теперь работаешь во дворце, то можешь делать все, что вздумается, грязное отродье? Даже пользоваться привилегиями благородных? Отправляйся туда, откуда вылез, чертов броган! Если собрался ездить на наших лошадях, то, значит, собственные ноги тебе ни к чему!
Визг кнута, рассекающего воздух, привел Альберта в чувство.
– Адриан...
“Отрежь на***н эту гр***ую руку”, – хотел сказать он.
Однако этого не потребовалось: Гловеру хватило едва выраженного намерения его сюзерена, чтобы начать движение. Яматайский клинок лучшего фехтовальщика Запада оказался быстрее кнута прославленного рыцаря. Эван Бальдур еще несколько секунд пялился на обрубок своей руки, прежде чем сжать зубы от боли и с яростью посмотреть на своего племянника, отдавшего приказ.
– Как я только что говорил Адриану, рабство в империи отменили двести лет назад. Сэр, вы не можете избивать и калечить свободного человека просто потому, что вам так захотелось, – не стушевался под его взглядом Альберт.
– Я – рыцарь Империи Запада, во мне, как и в тебе, течет кровь правителей. Наши предки были благословлены Всевышнем и царствовали на этой земле много веков. А это грязное отродье – броган. У него нет ни дома, ни титула, а его родители скорее всего не имеют к его рождению никакого отношения. Так скажи же мне, мальчик-еще-не-занявший-трон, почему я не могу проучить эту мерзкую тварь, что пришла на мою землю и ведет себя так, будто она здесь хозяин? Этому жалкому червю самое место в земле!
Кровь текла из отрезанной руки, не останавливаясь. Еще немного и конечность невозможно будет пришить обратно никакой магией. Однако Эван Бальдур не спешил зажимать рану и вообще пытался не выказывать свое беспокойство по данному поводу. Действительно, прославленный рыцарь.
– Я не буду говорить вам о морали, человечности, правах и законе. Вы явно не способны понять ничего из этих вещей. Скажу одно: до тех пор, пока я правитель этой Империи, никто не сможет безнаказанно убивать и калечить людей из-за их происхождения или низкого статуса.
– Как наивно...
– Вы, кажется, полагаете, что кровь правителей в ваших венах дает вам право делать все, что вздумается? Раз так, то мне следует приказать Адриану убить вас здесь и сейчас. Кроме нас, в округе никого нет, а броган, я уверен, будет молчать. Никто даже не узнает, что прославленный рыцарь Запада пал от руки тринадцатилетнего мальчишки. Сейчас во всей империи нет человека, превосходящего меня по статусу. Как думаете: у меня же есть право уничтожить того, кто мне не нравится?
Эван Бальдур несколько секунд с потрясением в глазах смотрел на лицо своего троюродного племянника, будто не веря, что он мог такое произнести. Затем мужчина запрокинул голову и звонко расхохотался. И наверное, он смеялся бы еще очень долго, однако потерял слишком много крови. Дядя императора без чувств рухнул на грязный пол конюшни рядом со своей недавней жертвой.
– Адриан, мы не будем менять свои планы, – решил Альберт, глядя на брогана, который пытался отползти подальше от своего мучителя. – Я подожду снаружи, а ты пока вызови слуг. Пускай отнесут этого несчастного и дядю к лекарю. Нет, к разным лекарям.
– Приказ понят, Ваше Величество, – резво ответил телохранитель и выбежал из конюшни.
Альберт последовал за ним – ему требовался свежий воздух. Снаружи было все также солнечно. Как и ожидалось, миру было плевать на мелкие человеческие распри.