Мальчик поднял голову и на Альберта посмотрели серые глаза, самые ясные из всех, что он когда-либо видел.
– Минни – моя подруга, сэр. Она очень больна сейчас. Мы упросили доктора посмотреть ее за бесплатно, но лекарство все равно стоит денег. Хрустальная ваза была нашей единственной ценностью, но она… она разбита.
Только сейчас Альберт заметил одежду, в которую одет мальчик. Она была чистой, но предельно простой. Грубая неокрашенная ткань без пуговиц, ремней, ни головного убора, ни пояса. Щеки у ребенка были впалыми, губы потрескавшимися, волосы цветом напоминали солому – вид изможденный, говорящий о недоедании, бедности, если не нищете. Зато глаза горели, как две звезды на темном небосклоне.
«Вид человека, который хочет жить, несмотря ни на что, – заключил Альберт. – Собственно, о чем тут думать?»
Если он потратит деньги Герберта Астольфа, ничего страшного не случится. Можно будет попросить вернуть их дядюшку Северина: постыдно, но не смертельно. Его Светлость богат и не обеднеет от пары лишних монет, а свет этого мальчика может потухнуть, если Эктор ничего не предпримет.
– Как называется лекарство, которое ты должен купить?
– А? Вот, сэр, доктор его записал.
Альберт взял в руки клочок бумаги, прищурился, повертел его в разные стороны, но так и не смог разобрать кривой подчерк лекаря. Неважно, аптекарь поймет.
– Пойдем, я видел лавку с лекарствами где-то в том районе.
– Но, сэр, вы не обязаны…
– Я виноват в том, что твоя ваза разбилась. Если тебе неудобно, считай, что ты ее мне продал. Пойдем быстрее, пока мы тут разговариваем, Минни может стать хуже.
Мальчишка замолчал и побежал вперед, показывая дорогу, которую он явно знал лучше, чем Эктор, приехавший в Скайдон неделю назад.
К счастью, проблем с покупкой лекарства не возникло. Аптекарь лишь с сомнением покосился на странную парочку – мальчишек из разных сословий – но оставил свои комментарии при себе. Золото, извлеченное из кошелька геральдхофского баронета, его заинтересовало больше, чем эти двое.
– Так, лекарство купили. Куда дальше? – спросил Альберт, выйдя из лавки.
– Сэр, я очень благодарен за вашу помощь, но…
– Понимаю твою настороженность, однако времени мало. Я хочу увидеть спасаемую, ты же уже разбил одну ценную вещь. Будет безопаснее, если лекарство останется у меня, а ты покажешь дорогу.
– Хорошо.
Мальчик неохотно кивнул и пошел вперед, время от времени оглядываясь, чтобы проверить, не отстал ли его спутник. Тратор был небольшим по площади, пересекли его быстро. Чем дальше они уходили вглубь Скайдона, тем больше Альберту становилось не по себе: богатые купеческие дома с несколько аляповатым шиком сменялись обычными старыми застройками с неумело забеленными стенами чуть ли не времен самого Ричарда, а за ними располагались ветхие, полуразвалины, жить в которых не захотелось бы ни одному здравомыслящему человеку. Посреди столицы, в самом центре империи Запада, находились самые настоящие трущобы. Эктор едва не запнулся о собственные ноги, когда увидел покосившиеся крыши, вросшие в землю до самых окон стены и покрытые трещинами и мхом двери. Запах затхлости и сырости щекотал ноздри и нервы.
– Вы давно здесь живете? – спросил Альберт мальчика.
– Всегда жили, – пожал плечами тот. – Дедушка Джон говорил, что раньше здесь было лучше, но, когда маги научились делать хорошую погоду, стало совсем плохо.
– Почему?
– Если люди из Йемара и Тратора заказывают у магов ясный день, то у нас пасмурно. Дедушка говорит, что это последствие вмешательства в природу.
– Так ты живешь с дедушкой?
– Он нам с Минни не родственник, но присматривает за нами иногда.
– Понятно.
Дальше шли молча. Заморосил дождь. Альберт поморщился, глядя на прогнившие доски ближайшего крыльца. Если здесь всегда идет дождь, то неудивительно, что дерево гниет. Наверное, эти доски пережили правление пяти-десяти императоров, но не справились с наплевательским отношением человека к природе и ближним своим.
– Мы пришли. Сюда, сэр, – произнес мальчик и указал рукой на покосившийся деревянный особняк.
Некогда это был большой, добротный дом, вероятно, принадлежавший богатому семейству. Резные узоры и облупившаяся краска рассказали Альберту о былой роскоши, а огромный холл с прошарпанным паркетом – о тех днях, когда в этом месте давали званные обеды и приемы. Ныне же особняк стал прибежищем людей, которым некуда было пойти.
В холле стоял неприятный полумрак. Мальчик подошел к маленькому столику и взял у него маслянную лампу. Масла в ней осталось на донышке. Чиркнул кресалом, поджег фитилек.