– Адальберт? Серьезно?
Эктору было трудно поверить, что у такого аккуратного, красивого, находчивого и умного парня, как камердинер герцога, могут возникнуть какие-либо неприятности на любовном фронте. По мнению Альберта, женщины сами должны были вешаться Ольфсгайнеру на шею и падать перед ним в фальшивые обмороки в надежде быть пойманными им – как простолюдинки, так и аристократки.
На его удивление Вестэль лишь невесело рассмеялся.
– Не то чтобы у Адаля не было выбора, он сам все решил. Мне кажется, что не подтвержденные браком отношения могут привести лишь к плохому концу, но его, похоже, все устраивает. Я не имею права разглашать подробности, спроси его сам. Сейчас ты его господин, не думаю, что он откажется рассказать тебе свою историю.
Альберт поблагодарил кузена и отправился в свою комнату. Благо, ему не нужно было искать камердинера по всему особняку. Как слуга, закрепленный за родственником молодого хозяина дома, Ольфсгайнер появлялся в его апартаментах, стоило дернуть за веревку, висевшую рядом с кроватью. Эта веревка приводила в действие специальный механизм, который передавал сигнал в общую комнату для слуг. Дежурный лакей определял, из какого именно помещения приходил зов, и вызывал туда требуемого слугу. Система работала отменно и была популярная во многих домах столицы.
Ичиро встретил своего хозяина восторженным повизгиванием и энергичными взмахами хвоста. Подхватив щенка на руки, Альберт прижал его к груди. Мокрый нос, а затем и язык прошлись по подбородку и щеке юноши и оставили на них влажный след. Человек вытянул вперед руки, чтобы пес не обслюнявил его еще больше.
– Ауу! – жалобно провыл Ичиро, заставляя Альберта улыбнуться.
Этот кудрявый золотистый зверек внешне мало походил на обычную собаку, однако его поведение говорило само за себя.
Подойдя к кровати, Эктор дернул за веревку, а потом посвятил оставшееся время игре со своим новым любимцем. Одна из длинных позолоченных кисточек, которыми завязывали шторы балдахина, прекрасно подходила для этой цели. Ичиро забавно тявкал и иногда порыкивал, пытаясь поймать и обслюнявить ее.
Спустя семь минут в комнату вошел Адальберт. Он все еще выглядел невозмутимым, но Эктору казалось, что на лице его видны отчетливые признаки усталости. В последнее время камердинер часто навещал Джерминийский дворец и буквально жил на два дома. Герцог Вельф явно нуждался в своем слуге, чтобы завершить все приготовления к коронации нового государя, однако по необъяснимой причине не забирал его у Альберта полностью. Столь показное расположение влиятельного дядюшки заставляло юношу смущаться и чувствовать себя польщенным.
Эктор кивнул камердинеру и замялся. Он не знал, как начать разговор. Отношения Вестэля и Лидии были официальными, все видели, что они молоды, влюблены, происходят из одного сословия и день свадьбы уже назначен. Адальберт – другое дело. Судя по словам кузена, о личных делах слуги знали немногие, существовало некое препятствие, которое не позволяло ему воссоединиться со своей возлюбленной. И спрашивать об этом препятствии было немного стыдно. Словно приподнять край чужого одеяла и увидеть под ним сгорающую от страсти друг к другу парочку.
Альберт только открыл рот и попытался выдать что-то приемлемо-неловкое, как камердинер перехватил инициативу.
– Мне известна причина, по которой вы хотели видеть меня.
– Э?
– Не стоит обсуждать важные вещи, стоя посреди коридора, сэр. Между слугами новости разлетаются очень быстро: стоит одному что-то услышать, как через полчаса об этом знают все. Если, конечно, нам не приказано молчать.
– Вот как. Значит, ты знаешь о моей проблеме. Мне никак не удается уловить эмоции леди Бальони. Я спрашивал у Артмаэля и Вестэля, но они не самые лучшие советчики в таком деле. Ты не мог бы рассказать мне о девушке, в которую влюблен?
– Кха...
Эктор был готов поклясться, что камердинер прикрыл рукой рот в попытке не рассмеяться. Взгляд Адальберта неуловимо изменился и, казалось, его плечи немного расслабились.
– Ох, моя любовь. Боюсь, такое выражение слегка неуместно. В конце концов она более чем на десять лет старше меня.
– Поэтому ты не можешь жениться на ней?
– Возраст не помеха в таких делах. Если называть причину, то все потому, что моя любовь принадлежит к аристократическому сословию, а я нет. Она из древнего и могущественного рода, наделенного властью, деньгами и славной историей. Если мы поженимся, она окажется в уязвимом положении. Как слуга семьи Вельф я не желаю, чтобы благородным герб был перечеркнут, если у нас родится ребенок. Законный брак не отменяет мое низкого происхождения. К тому же может возникнуть путаница в наследовании. Благородные дома империи не раз исчезали насовсем из-за семейных междоусобиц.
– Но если вы не поженитесь, а ребенок все равно родиться?
– Непризнанный отпрыск не может претендовать на наследство. А другим и не обязательно знать о рождении бастарда. Было бы сложно сделать так, чтобы все думали, что ребенок только мой. Но не в нашем случае. О моей любви к ней знают лишь единицы. Стать отцом-одиночкой, жена которого умерла родами, будет легко.
Альберт посмотрел на невозмутимого Ольфсгайнера и упрямо поджал губы.
– Ты все продумал. Сам. А ее спросить не забыл?
– Она должна понимать, что это наилучший выход из ситуации.
– Как холодно. Скажи, ты бы хотел однажды заявить всему миру, что этот человек принадлежит тебе? Надеть на ее палец обручальное кольцо, сопровождать ее на балах и ложиться рядом в постель, не пробираясь в спальню, как вор? Воспитывать вместе детей и не бояться, что тех отвергнут из-за крови, текущей в их жилах?
Печалью, омрачившей лицо камердинера, можно было уничтожать города.
– Мои желания не изменят реальное положение вещей, господин. Они лишь истощат душу и потратят время, которое мы могли бы провести вместе. Я уже выбрал этот путь и буду продолжать двигаться по нему без тени сомнений... Что ж, такова моя история. Я надеюсь, она поможет вам в подготовке к завтрашнему вечеру. А сейчас прошу меня извинить. – И впервые на памяти Альберта Ольфсгайнер покинул его, не дожидаясь разрешения.
Эктор откинулся назад и лег на кровать. Взгляд его уперся в потолок. Потолок был белым и никаких ответов на нем не найти.