– Я давно знаю, что вы желаете меня, – продолжила она низким и проникновенным голосом. – И вот я здесь, и я ваша!
Она подошла еще ближе и, решительным жестом расстегнув ворот, протянула к нему руки. Кардинал побледнел, стремительно поднявшись, шагнул из-за стола и устремился к закрывающим окна шторам. Он тоже вытянул вперед руки, но жест его скорее ее отталкивал, словно находился он рядом с дьяволом.
– Не искушайте меня! Верно, я желаю вас, но если вы будете настаивать и я пойду на этот торг, то утрачу свое достоинство в собственных же глазах: я мечтал покорить вас, но не покупать! Уходите отсюда, Мария! Уезжайте и простите меня! Может быть, однажды…
Она поняла, что проиграла: разденься она сейчас перед ним даже донага, он тоже отверг бы ее. Было в нем нечто несговорчивое и безжалостное даже по отношению к самому себе, и это нечто ей понять было не суждено. И она усталым жестом подобрала свою накидку.
– Нет, – вымолвила она. – Больше я не вернусь…
– Вернетесь, потому что вы все еще мне нужны…
– А я, я хотела бы встретить настоящего мужчину, который мог бы защитить меня, помимо мужа. Все же нет?
– Увы…
– Что ж, прощайте, святой отец!
И, не оборачиваясь, небрежно бросив на плечо накидку и вуаль, Мария покинула рабочий кабинет королевской поступью, оставив за собой настежь распахнутые створки дверей. Она все еще питала смутную надежду, что он последует за ней или хотя бы окликнет, но этого не случилось. Подавив свой гнев и смирившись с разочарованием, она прошла мимо мадам де Комбале, будто мимо пустого места, и бросилась в карету, словно брала ее штурмом. С такой горячностью, что могла бы и упасть, если бы ее не поддержала чья-то крепкая рука: то был Шатонеф, дожидавшийся ее в карете.
– Вот вы где, – рассеянно бросила она.
– Умираю от беспокойства и от ревности. С чем вы пришли к нему в этакое время?
– Просить милости для друга…
– И, судя по вашему лицу, он отказал? И кого же вы хотели спасти?
– Шевалье де Мальвиля, мушкетера, в прежние времена бывшего моим пажом. Он насадил на свою шпагу одного из гвардейцев кардинала, который оскорблял меня.
– Нужно в таком случае идти к королю! Не желаете ли вы, чтобы я…
– Бесполезно! Людовик в данном случае передал свое право помилования горячо любимому министру, потому что, видите ли, убитый был его человеком…
– Тогда этот несчастный обречен, – вздохнул маркиз, удобнее устраиваясь на мягком сиденье.
– Нет, потому что я хочу его спасти! И вы мне в том поможете.
Наступившая на какое-то время тишина взорвалась криком маркиза:
– Я? И как же я это сделаю?
– Вы ведь министр юстиции, если я не ошибаюсь, и судебное разбирательство входит в ваши обязанности. Будут ли Мальвиля судить?
– Вы хотите, чтобы я его оправдал? После того, как я только что заставил снести голову маршалу Франции, вина которого всего лишь в том, что он был братом моего предшественника? Все будет кончено в ту же минуту и со мной, и с моим приговором. И ничто не спасет вашего протеже.
Его ответ привел Марию в ярость:
– За кого вы меня принимаете?! Я похожа на сумасшедшую? Я прекрасно понимаю, что это совершенно невозможно и что вам, конечно же, не станут поручать дело о дуэли. Я хочу, господин министр, чтобы вы помогли мне организовать его побег. И не говорите мне, что вы этого не можете, если хотите услышать от меня хотя бы слово. Не стоит добавлять, что вам больше не увидеть и некий ключик, которым вы, похоже, очень дорожите.
– О нет! Ради бога, не лишайте меня надежды, лишь она одна и помогает мне жить!
Он хотел нагнуться к ее ногам, но карету сильно тряхнуло, и маркиз оказался на четвереньках, сильно ушибив колено. Марию это не тронуло.
– Прекратите паясничать и сядьте на свое место! Я не прошу вас достать с неба луну. Заключенный все еще в Шателе?
– Да, поскольку его арестовывал ночной патруль. Но его переправят в Бастилию, где ему и будет вынесен приговор.
– Когда?
– Завтра утром, скорее всего…
– Ваше «скорее всего» меня не устраивает. Я хочу знать точное время, когда его повезут, сопровождать его должен будет не усиленный, а немногочисленный эскорт. Остальное касается только меня.
– Но…
– Никаких «но»! Либо вы повинуетесь, либо никогда больше меня не увидите! Но если завтра вечером Мальвиль будет вне опасности…