– И какому королю я буду служить? Его высочеству герцогу Орлеанскому?
– Нет, Людовик останется на престоле. Речь идет лишь о кардинале, а не о его брюзгливом величестве, по крайней мере до тех пор, пока у королевы не родится ребенок. Так что я вам приказываю – начинайте немедленно радоваться жизни! Кстати, как вы находите младшую мою кузину Ленонкур?
– Забавная девчушка! Я жалел, что она уехала. Мне было бы не так скучно, если бы она осталась. Она храбра, как отменно каленая шпага!
Мария сочла комплимент довольно странным.
– Она находит вас интересным. К несчастью, молоденькие барышни не годятся для развлечений мрачных мужчин. Наберитесь терпения, говорю я вам, и доверьтесь мне.
– Не смею вам отказать. В любом случае, мадам, благодарю вас за то, что привезли мне Понса!
На следующий день королева и Мария покидали Париж, чтобы по южной дороге следовать за королем.
Однако события оказались проворнее монарха. Уже первого сентября под Кастельнодарим маршал де Шомберг разбил армию мятежников, кстати, более многочисленную, чем его собственные войска, и взял в плен герцога де Монморанси, сражавшегося с отчаянием обреченного и готового, проигрывая сражение, пойти на смерть. Раненный в горло, он продолжал биться, но под ним убили лошадь, и он оказался поверженным на землю. Сражение длилось недолго, но наемники герцога Орлеанского, не утруждая себя, покидали поле боя, бросив его… Когда Монморанси подняли с земли, на его теле было множество ран и, казалось, не было сомнений в его скорой кончине. Но в те времена врачам порой удавалось вершить чудеса: его вылечили, но не его благополучия ради.
Поправившийся, а вернее, едва пришедший в себя Монморанси был доставлен в Тулузу, где парламент, рассматривавший дело, осудил его на смертную казнь.
Король же в который уже раз урегулировал, или подумал, что урегулировал, свои разногласия с братом, бежавшим в Лангедок. Герцог, как и всегда, за свое «послушание» выдвинул неслыханные условия: вернуть королеву-мать, предоставить ему надежное место, миллион в качестве благодарности королю Испании и герцогу Лоренскому и, наконец, некоторую сумму и, главное, свободу для Монморанси. Людовик приказал герцогу остановиться в Безье, отправил ему денег, и монсеньор тут же выразил согласие больше не печься о бывших союзниках.
Если герцог Орлеанский постоянно являл беззастенчивую забывчивость, то было немало и знатных вельмож, которых приговор парламента возмутил. Монморанси был уважаем и любим, а потому, как весенний разлив, множились требования его помилования. Несмотря на свой почтенный возраст, приехала просить за него принцесса Конде, но она даже не была принята. Молодую герцогиню де Монморанси постигла та же участь. И конечно же, ни королева, ни мадам де Шеврез, ни другие влиятельные персоны так ничего и не добились. Каждому Людовик упорно повторял:
– Он должен умереть!
Осужденный маршал не терял мужества и достоинства. Для экзекуции он потребовал подготовить для него белое одеяние, а свое время, что не доставалось посетителям, посвящал Господу. Мария едва сдерживала горечь и гнев. Она была свидетельницей сцены, когда королю была возвращена цепь с орденом и жезл маршала Монморанси.
Господин де Шарль, передавший орден и жезл, со слезами просил Людовика о милосердии, присутствующие при этом вельможи плакали.
В необдуманном порыве Мария бросилась к кардиналу.
– Все просят о милости, – обратилась она к нему, – чего же ждете вы – единственный, кого слушает король?
– Я пытался заступиться за Монморанси, но король ничего не хочет слышать.
– Почему? Оттого что этот несчастный имел смелость любить королеву и, насколько мне это известно, всегда носит на запястье браслет с ее волосами? Можно ли в порыве безумия обрубить целую ветвь великих служителей короны? Он последний из Монморанси, и у него нет детей, задумайтесь над этим!
– Думаю, королю об этом известно. Вы же, герцогиня, должны быть удовлетворены: не с этим ли человеком в прошедшем году на дуэли дрался ваш супруг?
– Я не забываю, что вы тогда помогли ему избежать худшего.
Клод де Шеврез на этот раз не мог последовать за королем. Подагра держала его в Дампьере, и потому он пребывал в раздражении и ярости. Мария же находила, что в сложившейся ситуации это к лучшему. Вдали от ушей своего мужа она могла влить в общий хор и свою мольбу. Но ничто не помогло: тридцатого октября маршал Монморанси взошел на сооруженный во дворе Капитолия эшафот. Король в тот момент играл в шахматы с мсье де Луанкуром. Он видел слезы в обращенных к нему глазах, слышал доносившиеся с улицы мольбы о помиловании его подданных, но не двинулся с места. В покоях королевы плакали все женщины, Мария ногтями разодрала в клочья свой платок.