– Вы заблуждаетесь, мадам. С того самого момента, как она вышла замуж за Людовика XIII, она стала француженкой, но, к несчастью, так этого и не поняла.
– Что за мысли, друг мой! – воскликнула Мария. – Черт вас побери, милорд! Не кажется ли вам, что мы много лет делаем общее дело? Так что же означает этот неожиданный кризис доблести?
– Я – совсем другое дело! Я действую в интересах Англии, а не Испании!
– Это же глупо! Ваша королева – дочь короля Генриха IV, как и королева Испании! – Вы правы, но ей, однако же, не приходит в голову действовать против своего супруга, так же как и королеве Изабелле против своего супруга короля Филиппа. Корона для женщины порой непосильная ноша, но это еще и ореол! Хранить семейные узы – это одно, предавать их – нечто другое. Прежде всего это глумление над клятвами, данными перед Господом в день свадьбы.
Мария удержалась от резкости, лишь пренебрежительно дернула плечиком:
– Дорогой мой, вы скучны, как проповедник. Не собрались ли вы, случаем, принять постриг?!
– Постриг меня не прельщает, служение Богу – да! И я все более и более ощущаю это.
Однако радость Марии и ее единомышленников была недолгой. Король и кардинал призвали народ к ополчению. Весь Париж встал под ружье, и даже герцог Орлеанский наконец поступил как принц крови и истинный сын Франции и на собственные средства в своих наследных владениях собрал войско, за что и получил право возглавить армию в Пикардии. Хотя практическое руководство войсками осуществляли маршалы де Ла Форс и де Шатийон. Но у Гастона по крайней мере был формальный титул, чем он был вполне удовлетворен.
Король ходил в атаки в головных шеренгах бок о бок со своими солдатами, на полях сражений присутствовал и сам Ришелье, что было верхом неблагоразумия, поскольку в случае гибели их обоих Франция могла проиграть и достаться врагам. Нашествие остановили, Корби вернули, а в Бургундии, где дожи захватили Сен-Жан-де-Лосн, усилиями тысячи ополченцев и виноделов из Саоны государству были возвращены прежние границы.
На том кошмар и закончился, только переменчивая слава короля и кардинала вновь разбудила низменные инстинкты герцога Орлеанского и его кузена, графа де Суассона. Решив, что этому ненавистному кардиналу оказано слишком много чести, в то время как их доблестным усилиям уделено недостаточно внимания, они подготовили заговор с целью уничтожения своего врага. Убийство было решено совершить сразу же по окончании Государственного совета, откуда Ришелье, по обыкновению, возвращался один. Гастон Орлеанский должен был лично подать сигнал, после чего кардинала окружили бы и закололи кинжалами. Дважды герцог Орлеанский, теряя самообладание, упускал подходящий момент. Затем, решив, что заговор раскрыт, оба принца крови ударились в бега, обретя себе пристанище в Седане, и тут же вместе с королевой-матерью обнародовали манифест, призывавший к заключению мира с Испанией и восстанию против Ришелье. Людовик XIII и его министр, не подозревая о заговоре, не придали значения исчезновению этой парочки.
Между тем Мария с не меньшим усердием, чем прежде, предалась захватывающей игре в тайные интриги и скоро обнаружила, что ей явно не хватает денег. Она тут же отписала супругу с просьбой о помощи. Герцог Шеврез, погрязший в долгах, отвечал, что не только лишен каких бы то ни было средств, но и сам рассчитывает на ее помощь. Он настоятельно советовал своей супруге просить у короля прощения за свои ошибки, бросить свою гордыню ему под ноги и вернуться ко двору, этому рогу изобилия, которым она умеет столь филигранно пользоваться.
Взбешенная Мария попросила совета у одного из своих довольно близких друзей, лейтенанта криминальной полиции Тура де Сен-Жюльена. Он был очень неглупым, но очень самовлюбленным типом. Полученный совет ее не слишком обнадежил, но Мария решилась применить его на практике. Она предприняла попытку раздела всего имущества, потребовав погашения ее долгов, примерно 500 000 ливров, оплаты содержания двух домов по 100 000 ливров и по 6000 ливров для каждой из дочерей, пребывавших в аббатстве Жуарре, и в собственное владение особняк Шеврезов, понимая, что муж не выплатит и тех 300 000 ливров, назначенных за продажу особняка в Люине. Судебная тяжба решена была в ее пользу благодаря прямому вмешательству королевы. Клода де Шевреза обязали выплатить 500 000 ливров, а сумму пансиона подняли до 8000 ливров. Вернули герцогине и особняк, но обязали ее возместить своему мужу издержки за сделанный ремонт. Что касается долгов, заседание суда предоставило супругам разбираться с ними самолично.