Король остановил свой выбор на лорде Холланде и Дадли Карлтоне, лорде Дорчестере, который прежде был послом в Нидерландах. Это был немолодой человек, умный и галантный, и Карл ценил его за то, что, осуществляя свою миссию в Гааге, лорд присылал ему, в ту пору еще юному принцу, множество прекрасных книг. Одним словом, он был полной противоположностью Холланду и являл собою соперника более достойного ума и ледяной логики Ришелье. И это уже было неплохо! Возмущенный тем, что его отстранили, Бекингэм пускал пар из ноздрей, мечтая лишь о славной войне, но Карл I был совсем иного мнения и твердо заявил: он нуждается в согласии политическом еще более, чем семейном. С этой целью он приказал прекратить прямую помощь французским протестантам, по-прежнему находящимся под некоторым давлением. Гугеноты из Рошле, за которыми наблюдал мсье де Туара со стен крепости Сен-Луи, вели себя довольно тихо, но неисправимый Роан все еще удерживал Севенны и Верхний Лангедок, несмотря на подписанный в Монпелье договор.
Таким образом, послы коснулись вопросов, которые выходили за рамки брачного договора. В общих чертах англичане предлагали призвать гугенотов к полному подчинению в обмен на помощь в борьбе с Испанией, ставшей врагом после того, как палатинат во главе с шурином Карла I курфюрстом Фридрихом V был захвачен войсками герцога д'Оливареса.
Что касается дам, то если Мария и была расстроена тем, что не может привести своего друга Бекингэма к ногам королевы (а та, возможно, была расстроена этим еще больше!), то приезд Холланда привел ее в восторг. Наконец-то она вновь увидит своего возлюбленного! Уже несколько месяцев, а фактически с дней, предшествовавших рождению Анны-Марии, он не дотрагивался до нее, и она испытывала жестокий голод, который не могли удовлетворить ласки супруга, порой весьма рассеянные, в которых уже сквозила привычка.
Особняк на улице Сен-Тома-дю-Лувр по-прежнему был самым приятным домом Парижа. Англичане, естественно, приехали именно сюда, и прием, оказанный им Шеврезом, был под стать ему самому: любезный и очень щедрый. После легкой интрижки с леди Карлайл Клод был искренне рад, не увидев среди послов ее мужа, что отразилось на его гостеприимстве по отношении к Дадли Карлтону, притом что Холланд был встречен с некоторой холодностью, которую Мария, предвкушавшая будущие удовольствия, даже не заметила.
Разумеется, в честь благородных гостей был дан блестящий прием. Мария настояла на том, чтобы он был именно таким, рассчитывая воспользоваться обычным для праздника оживлением и оказаться наедине с Холландом. Когда за ужином он оказался ее соседом, она шепнула ему:
— Павильон в саду… В два часа!
В качестве ответа он лишь с улыбкой наклонил голову, в то время как его рука под столом легла на бедро молодой женщины, у которой это прикосновение, хоть и смягченное толщиной атласа и нижних юбок, вызвало дрожь. Этим жестом он вновь возвращал свою власть над ней… Чтобы как-то скрыть свое волнение, она взяла бокал и залпом осушила его, что вызвало у Холланда смех:
— Осторожно, мадам, это вино пьянит! Вы можете захмелеть.
— Тогда выпейте и вы! И между нами будет полное согласие.
— Оно всегда было между нами, не так ли? — улыбнулся он и тихо добавил:
— Не опасно ли нынче вечером?
— Почему бы нет? Через час Клод будет совсем пьян… Он, впрочем, и теперь уже хорош.
В самом деле, Клод непрерывно поднимал тосты за своих гостей, за союз двух стран, объединившихся за этим столом, за здоровье обоих монархов. Мария, точно кошка, караулящая добычу, следила за все более глубоким опьянением супруга и его сотрапезников. И когда пришло время вставать из-за стола, привыкшим ко всему лакеям оставалось лишь отнести не державшихся на ногах гостей в их кареты. Герцога проводили в его покои.
Едва пробило два часа, Мария, на которой не было ничего, кроме бархатной шубы, подбитой мехом чернобурки, бегом бросилась через сад. Ночь была холодная, но подморозить не успело, а Мария пребывала в таком нетерпеливом возбуждении, что ей было даже жарко. К ее большому удивлению, Генри оказался перед дверью павильона, — Закрыто, — констатировал он. — И на этот раз у меня нет ключа!
— Закрыто? Кто мог это сделать? Я распорядилась, чтобы разожгли камин.
Он указал на окно, за которым не было видно ни малейшего огонька:
— Ни огня! Ни ключа! Что будем делать? Она прижалась к нему.
— Что нам нужно? Подойдет и беседка. Любовь нас согреет!