— Если вы имеете в виду, что сделали все возможное, чтобы довести дело до крайности, то с этим я согласен! А теперь дайте же вашему супругу смыть пятно с чести, если он сумеет, конечно! Холланд не пощадит его, и вполне может быть, вы очень скоро окажетесь вдовой.
Он ухмылялся при виде двух людей, решивших убить друг друга, он словно разом утратил весь свой лоск изысканного интеллектуала. На щеке Холланда уже виднелся порез, его противник сражался яростно. Мария, вне себя, ударила улыбающееся лицо. От удара англичанин отступил, воспользовавшись этим, она вновь бросилась к дуэлянтам, рискуя быть пронзенной, но тут раздался голос:
— Шпаги в ножны, господа! Сюда едет судья Сегье! Эффект был незамедлительным: противники опустили оружие и повернулись в сторону говорящего: в тусклом свете фонаря к ним приближался высокий мужчина со шпагой в руке. Это был Габриэль, столь же спокойный и хладнокровный, сколь возбужденными были два дуэлянта. Шеврез узнал его и прорычал:
— Мальвиль? Вы что здесь делаете? Судья?! Что может понадобиться господину Сегье на Новом мосту в три часа ночи?
— Его здесь нет, и да простит он меня за то, что я воспользовался его именем, чтобы прекратить это.
— Вы разве стали теперь судейским? Или служите в полиции? Я полагал, что вы мушкетер.
— Так оно и есть, но мы носим плащи лишь на службе, а вовсе не во время дружеской вечеринки в кабачке на площади Дофин. Ради бога, монсеньор, откажитесь от дуэли: это безумие!
— Ни за что! Уходите!
Герцог уже занял позицию. Тогда Габриэль встал напротив него, спиной к Холланду, который молча ждал, уперев в землю кончик шпаги.
— В таком случае убейте сначала меня! Это не столь серьезно, как если посол английского короля будет убит принцем, которого наш король Людовик удостоил своей дружбой, да еще и у подножия памятника отцу государя!
— Король Генрих разрешал дуэли, если речь шла о том, чтобы смыть позор!
— ..кровью, я знаю, и мне самому случалось не раз прибегать к дуэли, но я человек маленький. Смерть любого из вас повлечет за собой слишком серьезные последствия! Вы ранили своего противника. Его кровь пролилась: удовлетворитесь этим! Я умоляю вас именем короля!
Повисло тяжелое молчание. Шеврез размышлял, и все затаили дыхание, особенно Мария, сердце которой сжалось почти до боли. Понимая, что ее присутствие может усложнить Мальвилю задачу, она отступила на несколько шагов. Секунды казались ей вечностью. Наконец она увидела, как ее супруг поднял голову и расправил плечи.
— Вы правы! Этот грабитель и то, что он похитил у меня, не стоят войны!
Он спокойно надел свой камзол, затем шляпу и повернулся к подошедшему Дадли Карлтону, не обращая никакого внимания на Холланда, который, казалось, превратился в статую.
— Вы мой гость, милорд Карлтон, и я этого не забуду. Мой дом остается вашим до тех пор, пока это будет доставлять вам удовольствие. Что до вашего спутника, его ранг посла не позволяет мне прогнать его, но я поручаю его вашей бдительности до завтрашнего утра, когда для него будет определено другое, достойное его жилище.
Мария не услышала продолжения его речи. Перан потянул ее за рукав:
— Скорее, мадам! Нужно вернуться домой раньше монсеньора!
— Ты прав…
Она позволила увести себя. Несмотря на ее крик, присутствия ее, похоже, никто не заметил. Она хотела бы поговорить с Мальвилем, но он стоял на том же месте, вкладывая шпагу в ножны. Все закончилось, опасаться больше было нечего. Герцог и его люди подошли к своим лошадям, за ними последовали англичане.
Элен поджидала Марию в ее кабинете. Успев переодеться в более скромную одежду, девушка молилась, опустившись на колени перед изваянием Девы Марии. Небольшая статуя из слоновой кости и золота стояла в нише дорогого флорентийского шкафчика, подаренного королевой-матерью. При появлении герцогини Элен поспешно поднялась, вопросительно глядя на нее и не смея задать вопрос.
— Можешь теперь произнести благодарственную молитву: оба живы. Кое-кто вмешался… — В усталом голосе Марии слышалось скорее раздражение, чем радость.
— Кто же?
— Мальвиль! Бог знает почему…
— Никто не ранен?
— Холланд, в лицо! Что ж, этот шрам придаст ему еще больше очарования в глазах таких дурех, как ты! — раздраженно добавила она. — И не стой здесь, как столб! Принеси мне что-нибудь поесть! Я умираю от голода!
Элен боялась, что ее прогонят, поэтому, получив новое приказание, она, вместо того чтобы позвать лакея, сама побежала вниз, на кухню, где в это время начинали разжигать огонь. Через некоторое время она вернулась, принеся хлеб, мед и несколько ломтиков паштета, и Мария принялась за них с аппетитом, лишить которого ее не могли никакие волнения. Между тем тревога не покидала ее в этот предрассветный час: ее супруг, покладистый и добродушный, которым, как ей казалось, она с успехом руководила, внезапно превратился в пышущего яростью ревнивца. После угроз, которыми он недавно осыпал ее, она даже подумывала сбежать в Лезиньи, но судьба возлюбленного волновала ее больше, чем ее собственная. Ей хотелось быть как можно ближе к нему, пока он находился во Франции…