Сейчас я усажу девочку рядом с собой. Укрою ее колени пледом, и включу на магнитоле одну из песен, слушая которые, весь этот год вспоминал… Прикрывал глаза, задерживаясь в машине после каждой поездки. И отчётливо видел ее образ… Она услышит… И всё поймёт… я заведу мотор, и мы приедем к Нам домой! Нагреем теплое какао, а может даже, чёрт возьми, выпьем по несколько бокалов вина, болтая ни о чём, и обо всем! Сегодня… Впервые за этот нескончаемо долгий промежуток времени… Можно отдохнуть… Душой и телом… В трепетных объятиях друг-друга… Всю ночь напролет… Весь следующий день… Всю будущую жизнь… Покой так близко! Вдыхаю на полные лёгкие, и чувствую, как душа порхает от счастья в груди сотней! Нет, тысячей! Радужных бабочек… Наверное, так счастлив я не был ещё никогда!
Только… На пол пути к намеченной цели, нас окликнул… Знакомый с давних пор слащавый голос… Человека, ради которого сюда приехал, человека, присутствие которого пробудило ту темную сторону, что в объятиях Элен стихла… И теперь, из-за неё же, начала свирепствовать с неведанной прежде силой…
— Канарейка!!! — надрывный обескураженный голос не ведающего ровным счетом ничего господина Домбровского!
Замерли. Доносящийся позади скрип снега под тяжёлыми подошвами говорил о его приближении… Стиснул пальцы… Взглотнул… Рука машинально потянулась к припрятанному за кофтой стволом… На лице прорисовались желваки… Убить ублюдка быстро?! Не изнурять же пытками на глазах малышки?! Только… Желание раздавить собственноручно его немыслящий череп прямо-таки на части сознание раздирает!
Малышка заметно занервничала, сомкнула веки, будто пытаясь закрыться в себе, от происходящего. Это заставило меня вспомнить… Правильно расставить приоритеты… Накрыл прохладную ладошку… Она нерешительно подняла на меня полный надежды взгляд… Да, родная, всё именно так! С этого момента за все твои проблемы ответственность несу только я! Ты можешь просто быть слабой в руках дикого Зверя, который ради тебя разорвет глотку любому, что ставит под сомнения твой покой и счастье…
Резко обернулся. Встреча глаз нагрянула осознанием… Я смотрю в них, и вижу отклики того же безумия, что подавляет здравомыслие и во мне. Кирилл — мужчина, страстно, отчаянно желающий мою женщину! Вот только… Он был не прав! Не потому, что боролся! А потому, что из-за него она чуть не погибла!
Одним рывком, молниеносным, приставил пистолет ко лбу ошарашенного, тяжело дышащего, подонка. От ярости взгляд темнеет, краски путаются…
— Никита… Что?… Как?… Почему?!… - невнятные оборванные отрывки речи — единственное, на что хватило ума признанного во всем мире гения! А я не дрогнул… Дал лишь один, вполне уместный, ответ…
— Ты. Знаешь. — отрезал, и рад был заметить, как лицо Кирилла исказилось неподдельным страхом и сожалением.
— Прости… — Вот. Теперь он говорит в правильном направлении. Дрожащим, чуть слышным голосом. Только, плевать мне на его извинения! Он не заслуживает жизни… Надавливаю пальцем на курок… Прижимаю сильнее… Немного больше натиска — и всё. Последний виновник самого страшного события в наших жизнях будет наказан. Но, за четверть шага до финала, на холодный металл смертоносного орудия легла рука Канарейки… Перевел на неё безумный взгляд, и в него пришла ясность…
Этот человек — не враг для неё. Он тот, кто год заботился, помогал, и поддерживал. Он тот, благодаря кому её услышали во всём мире. Он тот, кто вернул ей голос… Стоит ли ей знать, из-за кого однажды этот самый голос исчез?! Стоит ли знать, из-за кого больше года назад наши жизни превратились в жалкое подобие существования?! Задумался… Хотя, кажется, я уже знаю ответ. Если я решил, что не позволю своему ангелу страдать — то так и будет. Она не проронит слезы, по павшему на её глазах предателю… Опустил пистолет. Посмотрел в упор на подрагивающего Домбровского… От страха он дрожит, или от горя? Кажется, я знаю… Его наказало само небо. Он будет жить, отчаянно любя. Ту, что никогда ему не принадлежала. И никогда принадлежать не будет.
— Мы уходим. На этот раз, Кирилл, в последний раз…
Он понимает. Должен понимать. Что это конец… Но, руководствуясь одним лишь несгибаемым чувством, шепчет…
— Канарейка… — и тянется пальцами к отголоскам ее очертаний.
— Мне жаль… — срывается с губ малышки, и она ещё ближе прижимается ко мне, давая понять однозначно, каким всегда был её выбор… — Это — Он. А больше мне ничего не нужно… Ты же понимаешь?!
А он… Понимает. Знал это. От начала до конца. Уходили мы под размеренные всхлипы, болезненные завывания, опустившегося на заснеженную землю, влюбленного Кирилла Домбровского. Некогда лучшего друга… Почти брата… Сердце сжалось… Наверное, в память о былом… Поднял глаза к небу…