От этих мыслей мне стало совсем тепло на душе. Я даже не сразу заметил, что мы уже входим в калитку, открывшую для меня вид на мое новое место жительства. От вокзала — минут пять ходьбы. Ага, можно будет поживиться в вокзальном буфете. Я ж без сладкого не могу защищать Отчизну. Я ж без сладкого, как этот толстяк без того, что он вчера накупил. И какой же из него защитник? Упасть со смеху можно! Защитничек… Впрочем, и я не лучше. Зато без живота.
Территория части оказалась компактной и ухоженной. Мило всё так. Даже в сумраке видно, что здесь можно неплохо отдыхать. Ну, и служить заодно. Мы пошли по направлению к двухэтажному штабу. Толстяк постучал в запертую дверь, и вскоре из нее показалась заспанная харя дежурного по части, старшего прапорщика. Осмотрев меня с сапог до фуражки, дежурный торжественно объявил, что он и есть мой непосредственный командир. Не-ет, лейтенант в „учебке“ был намного лучше — интеллигентней хотя бы. А от этого мужлана со стойким запахом перегара можно было ожидать любой мерзкой выходки. Он стал участливо интересоваться моим самочувствием: зажил ли нос?.. И всё в этом духе. Я поблагодарил его за оказанное внимание и ответил, что нос его молитвами зажил, а вот других болезней — хоть отбавляй. „Ничего, вылечу. Через месяц забудешь все свои болячки. Я из тебя сделаю человека“. Ты б лучше из себя сделал! Хам. Скотина. Я молчал, считая ниже своего достоинства вступать с ним в прения. Собака лает — ветер носит. Взбесившись от моего молчания, он аж закричал. Это он так выразил желание взглянуть на мои сопроводительные документы. Испугавшись, что он еще и драться с больным полезет, я отдал их без единого слова. Нет, по-моему, вырвалось что-то вроде „плииз“. „Ну, иди, поспи часок-другой. Утром разберемся“. А документы у себя оставил. Как раз до подъема осилит. Там есть, что читать. Про одно только сердце — на час чтива. А будет хамить — еще что-нибудь заболит.
Из туалета вышел помощник дежурного по части — миленький такой сержантик. (Интересно: минут пятнадцать мы говорили с моим свежесделанным шефом, а он всё в туалете сидел. И что делал, спрашивается?). Он предложил проводить меня до моей кровати. Я подивился его любезности. Такой контраст между дежурным и его помощником! Может, еще и в кроватку со мной ляжет? Я обеими руками „за“. Наверно, он всё-таки против. Пока…
Спальное помещение располагалось здесь же, в штабе, так что идти пришлось шагов десять. В комнате было всего шесть кроватей. Одна из них давно была в нервном ожидании еще неведомого ей тела. Аж заскрипела от радости. Сержант успокоил меня, отрицательно ответив на вопрос о наличии всякой живности. Я расставлял по полочкам новые впечатления. Могло быть и хуже. Только вот командир взвода — совершеннейший мудак. Попытался рассмотреть лица моих новых сослуживцев, но сделать этого так и не смог. Либо их укрывали одеяла, либо самцы просто лежали ко мне задом. Ничего, через пару часов станет ясно, с кем я буду дружить. А пока спи спокойно, Димка, тебе нужно быть свежим. Встречают всё-таки по одежке. Или по лицу. А оно должно иметь товарный вид!
Не помню, как я заснул, но никогда не забуду, как проснулся. Командир-мордоворот закричал так, что, казалось, объявили тревогу по случаю очередного пришествия Христа. Но это была лишь обычная процедура подъема на дежурствах Мордоворота. Он включил свет, и я сразу ощутил на себе взгляд десяти глаз. Не то, чтобы рассматривали меня с интересом — скорее, с пренебрежением. Я же протер глазки и стал вальяжно одеваться. „Быстрее можешь?“ — спросил мой сосед слева. „Нет“, — резко ответил я, так и не поняв, куда нужно торопиться. Оказывается, на зарядку. Командир взвода, он же дежурный по части, он же быдло, построил нас без особого труда. Действительно, нас стало двенадцать — это с помощником дежурного. Соседняя комната тоже оказалась спальней, оттуда и вынырнули недостающие пять человек. Я сразу понял, что все мои соседи по комнате были старослужащими. Некоторых обитателей другой спальни отличал потупленный и послушный взгляд. Ага, дедовщина! Вот интересно: настоящая дедовщина! Убедился я в этом сразу после выхода на улицу.
За зданием штаба располагалось что-то вроде спортивного городка. Две стойки с баскетбольными кольцами и площадкой между ними, тоже баскетбольной. Еще дальше — волейбольная. Левее — турник и брусья. Вот к ним-то меня и повели. Дежурный остался в штабе, и моим новым сослуживцам не терпелось испытать мои физические кондиции. А испытывать было нечего. Ну, повисел я на турнике, изображая из себя великомученника, ну, покачался немного на брусьях… Удивились мои новые сослуживцы. И пообещали за месяц сделать из меня супермена. Тогда Шварценеггер был в моде, они припомнили и его, изрядно исковеркав фамилию. Попросили каждый вечер после ужина по два часа заниматься на турнике. Ну, попросили — это, конечно, мягко сказано. А я не могу — с детства в костях трещины от футбола. Не поимев с меня ничего конкретного, злые солдатики принялись экзаменовать других. Я отошел в сторонку и попытался оценить корчившихся в конвульсиях ребят со своей точки зрения. Ничего интересного. Десять уродов. Даже отдаться некому! Нетушки, фиг с два вы меня здесь увидите! Не останусь же я только ради сержанта — Стаса, того, кто в тот день был помощником дежурного.
Зарядка благополучно завершилась. Возвратились мы в штаб. Я застелил кроватку. Получилось настолько удачно, что один из моих соседей попросил застелить и его постель. Ну, вот еще новости! Я наотрез отказался. Он было пытался броситься на меня с кулаками, но в этот момент появился дежурный, которого я мысленно поблагодарил за столь своевременное явление. Обрадованный неожиданно легкой победой, я отправился приводить себя в порядок. Умывальник с туалетом мне понравились. И хотя было всего два крана и только с холодной водой, это всё же лучше, чем пятнадцать на двести человек в „учебке“. Не успел я причесать челку, как последовала команда строиться на завтрак.
Дежурный, благодаря недюжинным голосовым связкам, построил нас оперативно по росту. Естественно, по этому показателю я стоял в авангарде строя. Мой пока еще не состоявшийся кумир был удостоен чести вести строй в столовую. Двинулись в путь. Как только вышли за калитку, отделявшую зыбкий мир свободы от места вынужденного заточения, строй рассыпался. Оказывается, существовала негласная традиция: первыми должны были обязательно идти те, кто меньше прослужил. Последними, разумеется, „деды“. Ну, мне-то было всё равно, я как был первым, так первым и остался. А вот дальше началось самое смешное. Один мальчик, который был мне ровней по сроку службы, был поставлен ко мне в пару. Всё бы ничего, только он был на две головы ниже меня. Маленький такой мальчик. Коротышка. Ростиславом назывался. Сам страшненький, ножки коротенькие, кривые… Один мой шаг — его два. А идти-то надо в ногу. Левой, правой, левой, правой… А у нас с ним получалось черт-те что. Пришлось укорачивать шаг, а это приводило к столкновениям со сзади идущими. Ростик же, наоборот, шагал шире и от этого становился еще смешнее. Я заржал. „Дедов“ оскорбила такая дерзость. Тот, кто хотел воспользоваться моими услугами для застилания постели, Вадим, норовил меня пнуть. Сержант сдерживал порывы его души. К тому же Вадим осторожничал, нежный. А черт меня знает, как я на это сэрегирую! Я действительно мог запустить в него чем-нибудь тяжелым — силы бы хватило. Это только на первый взгляд такое впечатление, будто Смерть меня на полчаса покакать отпустила.