Крики сменяются осипшим едва разборчивым воем. Меня колотит. От неимоверного напряжения, от холода, потому что из квартиры выволокли в трусах и одной лишь майке на голое тело. Мне страшно. Потому что не на кого рассчитывать в этот раз. Некому меня спасать. Дядя Валера по слухам где-то прячется или и вовсе мёртв, а Андрей… Я уже давно подозревала, что он в чём-то замешан. Тот взрыв. Билеты на самолёт, документы, деньги – он собирается бежать. Возможно, уже сбежал. Тогда он знал, что я буду в том доме, знал, что случится, знал, что я тоже могу пострадать или вообще погибнуть… Ему не было до меня дела тогда и нет сейчас. И пусть я обещала себе быть сильной, обещала не сдаваться и бороться.
Я не смогу… Это глупо…
Равносильно тому, чтобы пытаться остановить товарный поезд на полной скорости. Я не выберусь живой. На этот раз всё… И только животный страх раздирает грудную клетку, заполняет внутренности отупляющей паникой.
Когда зрение возвращается, перед глазами мелькают знакомые очертания, предметы мебели, замечаю Сергея Михайловича в дальней части танцпола, рядом с широкой лестницей, ведущей на второй этаж. Он бросает на меня короткий взгляд и отворачивается, будто бы ничего не происходит. Рядом ещё какой-то мужик и… она. Настя. За долю секунды перед тем как меня втаскивают за массивную дверь подсобки вижу, как этот мужик передаёт блондинке бумажный свёрток. Осознание приходит мгновенно:
«Деньги…»
Откуда она могла узнать?..
И снова слепну.
Яркая вспышка множества люминесцентных ламп, усиленная белой поверхностью покрытых кафелем стен и пола, лишает возможности нормально ориентироваться в пространстве. Глаза буквально жжёт, виски и лоб сдавливает приступом острой боли, места ударов пульсируют. Окружение мелькает неразборчивыми фрагментами и рассыпается, будто сюрреалистичная цифровая картинка. Огромная кухня, коридоры, лестницы и двери. Какие-то люди, чьи-то ноги и голоса… Незнакомые голоса смешиваются в отдалённый сумбурный гомон. Сердце, вот-вот готовое остановиться, бешено гоняет по венам и артериям ледяной жидкий азот вместо крови. Сиплый вой перерастает в хрип, а затем в прерывистое частое дыхание – меня поглощает приступом панической атаки.
Воздуха не хватает…
– Пожалуйста, – вырывается нечленораздельное, но меня игнорируют. Продолжают куда-то тащить.
В какой-то момент перестаю соображать, что происходит, отключаюсь, затем снова прихожу в себя. Окружающий мир вдруг застывает, словно кто-то поставил его на паузу, а затем резко дёргается, подпрыгивает и переворачивается. Височную область вновь пронзает тупой болью, вновь на короткое мгновение темнеет в глазах. До сознания медленно, словно через густую смолу доходит – меня притащили в замкнутое плохо освещённое помещение. Всюду коробки, металлические стеллажи. Чертовски холодно и страшно.
Дверь глухо захлопывается.
– Встать! – орёт бритоголовый после того, как сам же швырнул на грязный бетонный пол…
Это склад…
Снова хватает за волосы на затылке, дёргает вверх. Хочу схватить его за руку и получаю за это по лицу. Из носа вырывается струйка тёплой крови, быстро стекает по губам и подбородку, пачкая майку и пол под ногами. От боли и постоянного натяжения кожа головы горит огнём и в то же время медленно атрофируется, начинает неметь. Меня грубо ставят на колени, лицом к металлическим стеллажам и бесчисленному количеству коробок, в одну из которых бритоголовый вжимает меня щекой – от неё несёт сырым картоном и пылью.
– Руки за голову! Рыпнешься – получишь в морду. Снова заорёшь – тоже. Живее. Живее, сказал! – Грубо заламывает мне руки до неимоверной боли в суставах, заводит их за голову.
Холод бетонного пола мгновенно пробирает до самых костей, поднимается судорогой по бёдрам вверх. Едва живая от страха, не шевелюсь и даже почти не дышу, беззвучно ною, глотая собственные слёзы, сопли и кровь.
Меня убьют…
Слышу, как инквизитор ходит туда-сюда за спиной, буквально позвоночником чувствую его пристальный жестокий взгляд, но длится это недолго – дверь распахивается. Спины и голых ног касается сквозняк, через мгновение обращаясь мерзкими мурашками. Резко оборачиваюсь и вскрикиваю от ужаса.
– Ну здравствуй, красавица, – чудовище вытягивает губы в кривой не предвещающей ничего хорошего ухмылке. Чёрные глазища остаются такими же холодными и безжизненными, какими я увидела их в первую нашу встречу.