– Да, – басит в ответ другой.
– Дэн?
– Я поеду скорым до Пскова. Маму нужно навестить.
– Дерьмовая мысль.
– Знаю, – в скрипучем голосе проскальзывает какая-то странная обречённость. – Но всё равно поеду. Скорее всего помрёт скоро.
– Карбашовские не объявлялись?
– Нет. После перестрелки в «Эре» снова залегли на дно. Я пробил – Карбашов какой-то компромат на Никольского готовил, но видать, потом рассудил, что грохнуть оно вернее будет.
– Главное, чтобы не поднасрали…
– Они пока не знают про схему, если ты об этом. У них сейчас другая головная боль, – слышен глухой смешок. – Твой хакер отлично поработал. Даже концы подчистил.
– Да, но об этом уговора не было, – сквозь мутную поволоку окутывающую рассудок узнаю голос Андрея. – Его инициатива.
– Не сольёт?
Короткая заминка.
– Не должен.
– Не должен? – нервно вмешивается хриплый. Дэн, кажется.
– Если концы подчистил, значит, бабок ещё попросит. Это я улажу.
– А чё сразу этого не уладил?
– Не кипишуй, Дэн. Ровно всё. Десять раз перепроверил.
Мне кажется, что я снова проваливаюсь в сон, потому что голоса замолкают, становится очень тихо. Я боюсь пошевелиться – знаю, это аукнется мне невыносимой болью.
Из лап дрёмы меня снова вырывает едва разборчивый бас:
– С девчонкой что?
– Ничего, – отзывается Андрей.
– Там её надо было бросить. Пуля в голову – оно милосерднее…
– Ты с каких это пор милосердие-то отрастил, м? – откровенная насмешка. Злая. Чёрная.
– Обуза она! – огрызается Дэн. – Из-за неё весь план по пизде.
– Никольский мёртв, бабки на счетах, в розыск нас пока не объявляли, – твёрдо вмешивается Андрей. – Остальное побоку.
– Как знаешь, Зима, – фыркает хриплый. – Тебе с ней трахаться…
Повисает короткая пауза, после чего голоса заходятся дружным, но тихим смехом.
2
На длинном журнальном столике и рядом с ним царит жуткий беспорядок: бутылки из-под пива и крепкого алкоголя; переполненная пепельница; сигаретные окурки и пустые пачки валяются там и тут; этикетки от чипсов, шоколадных батончиков; какие-то скомканные бумажки; грязные кружки и стаканы – из-под кофе, алкоголя… и оружие. Много оружия. Заполненные до отказа обоймы к нему, валяющиеся просто так патроны.
Один из подельников Андрея постоянно вертит их в пальцах, словно это какая-то забавная игрушка, и оставляет в разных местах.
В квартире стоит плотный смог, каждая комната буквально пропитана вонью табака, перегара и редко-редко, но пробиваются мешаные запахи туалетной воды или дезодорантов.
Происходящее вокруг напоминает сцену из какого-то криминального боевика или триллера. Всё кажется ненастоящим, бутафорским… безумным. Такого не может происходить в реальной жизни, прямо под носом у ничего не подозревающих обывателей, которые живут свои бессмысленные никому не нужные и не интересные жизни. Такие же ненужные и неинтересные, как моя, или какой-нибудь другой Леры.
Злые гангстеры с пушками – это только в кино.
Ограбления банков, бандитские разборки, где все до одного злодеи и ты выбираешь себе самого сносного (или нет…), чтобы болеть за него весь фильм. Перестрелки, взрывы и погони – это только в кино.
Однако сидящий напротив и перебирающий детали пистолета здоровенный мужик с коротким ёжиком на голове и обожжённой доброй половиной лица свидетельствует об обратном. Бутафорской и ненастоящей окружающая обстановка воспринимается только мной.
Как и собственное тело…
Я не возвращалась в него с тех пор как меня приволокли в «Эру», как протащили за волосы через весь клуб, как измывались и избивали до бессознательного состояния. С тех пор как окончательно смирилась с фактом собственной смерти. Очередной приступ непроходящей диссоциативной реакции или, быть может, ещё какая херня – мне уже откровенно всё равно. Главное, что всё это безумие вокруг переживает кто-то другой. Не я. Та иная Лера. Возможно, я и в самом деле умерла в том чёртовом складе, а в мою изувеченную оболочку подсадили кого-то другого.
«Всё равно…»
Жаль, что с болью от бесчисленного количества гематом, ссадин, сломанного носа и выдранных волос нельзя поступить так же – просто выключить эту опцию и продолжить тупо наблюдать…
– …но.
Понимаю, что мужик с обожжённым лицом что-то говорит мне, когда взгляд непроизвольно фокусируется на движении его губ.