Что же теперь будет?
Что он сделает?
– На вот, – незнакомец протягивает мне кружку с водой и какую-то таблетку.
Всё же поднимаюсь, чуть покачнувшись, скидываю ноги на пол. Комната кружится. Хватаюсь за голову – в висках пульсирует боль.
– Что это? – Смотрю с недоверием.
– Лекарство, – хмыкает в ответ мужчина. Суровые нотки в голосе и такой же суровый взгляд заставляют подчиниться.
Беру таблетку дрожащими почти не гнущимися пальцами, затем чашку. Выпиваю. Сердце никак не успокаивается, кажется, что его и всю грудную клетку сдавило в тисках. Делаю ещё один глубокий вдох, затем выдох. Повторяю. Ещё раз. И ещё раз… Блуждаю рассеянным взглядом по комнате, останавливаюсь на островке кухонного гарнитура – на нём стоит открытая аптечка, лекарства разбросаны вокруг неё, некоторые даже упали на пол. Рядом лежит что-то чёрное – пистолет.
Сглатываю противный вязкий ком.
– Ты больна?
– Что? – смотрю на мужчину удивлённо и непонимающе одновременно. Чуть хмурюсь.
– В прошлый раз у клуба тебя тоже нехило колбасило, – прищуривает глаза, хмурится в ответ. – Я уже видел что-то подобное… У ребят, вернувшихся из Чечни. Панические атаки, неконтролируемая агрессия, флешбэки и прочая херня.
Опускаю взгляд на кружку в своих руках – в ней ещё осталась вода. Снова молчу. Не знаю, что ответить. Да и имеет ли это хоть какое-то значение… Почему он вдруг так сдержан? Почему не тычет мне в лицо пушкой? И откуда появилась эта непонятная обеспокоенность в голосе?..
А обеспокоенность ли?
Он ведь сказал, что, так или иначе, узнает правду. Не за этим он здесь… Не спасать меня пришёл.
– У меня посттравматическое стрессовое расстройство, – решаю, что лучше сразу рассказать правду. Он всё равно выяснит, если ещё этого не сделал. Быть может, всё это какая-то проверка? Что он знает на самом деле? Как много? Кроме того, что Ярослав Никольский был заказчиком убийства моего отца… И что значит: «он тебя прислал»? Кто этот… он?
Но комментариев не следует. Незнакомец хранит молчание и только Элтон Джон продолжает петь:
«Кто-то спас мою жизнь сегодня вечером, кто-то спас мне жизнь сегодня…»
Мужчина отходит обратно к кухонному гарнитуру, чем-то шуршит там. Спустя некоторое время спрашивает:
– Скорую вызвать?
– Нет! – отзываюсь взволнованно. – Не надо скорую!
В ответ получаю ещё один хмурый взгляд и медленный кивок.
– Как себя чувствуешь?
– Уже лучше.
– Хорошо. – Складывает содержимое аптечки обратно, поднимает то, что упало на пол. Замечаю, как убирает пистолет за пояс джинсов, прячет под кожаной курткой. От следующего его вопроса по телу пробегает остаточная дрожь:
– С Никольским зачем связалась? – слова заглушает шум воды – мужчина споласкивает руки, после чего вытирает их о кухонное полотенце. – На шлюху ты вроде не похожа. Да и Михалыч усирался, говорил, что не работаешь с клиентами так, как это делают остальные его девчонки. – Обернувшись, прижимается бёдрами к столешнице гарнитура. Каждая клеточка организма сжимается под его испытующим, пронзительным взглядом.
– Я не… – обхватываю кружку обеими ладонями. – Я не хотела. У меня и в мыслях не было.
– Да? – хмыкает недоверчиво.
– Всё… – продолжаю тихо и неуверенно. – Всё вышло случайно.
– Что-то слабо верится в такие случайности.
– Я не знала, что он там бывает. Правда. Не искала встреч… – не выдерживаю слишком долгого зрительного контакта и снова отвожу взгляд. – Я просто хотела избавиться от всего этого. Хотела… начать новую жизнь… – из груди вырывается странный смешок. Он не принадлежит мне. Это какая-то другая Лера… чужая. Быть может, именно та, в которой ещё осталась крупица храбрости. – Видать, не судьба.
Комната погружается в странную густую, будто смола атмосферу, и я вместе с ней. Мысли уносят на кладбище, к могилам мамы, папы и брата, а затем и ещё дальше. Я ведь и правда хотела начать всё с начала.
А теперь…
Теперь думаю о том, как сильно хочется сейчас вскочить с кровати, броситься к двери и убежать. Так далеко, как только смогу. Спрятаться, наконец, хоть где-то от всех этих людей, от этого мира, от безумного кошмара, что никак не хочет отпускать…
Некуда мне бежать.
И негде прятаться.
И жизни новой… тоже, скорее всего, не видать теперь.
Страшно…
Нет во мне никакой храбрости.