Запираю дверь на щеколду, прислоняюсь к ней спиной, шумно выдыхаю. Дышу так долго, глубоко, пытаясь унять колотящееся сердце. Вспоминаю про бокал шампанского у себя в руке, из которого ни глотка так и не сделала, отставляю его на столешницу возле широкой овальной раковины. Мешать таблетки с алкоголем самое последнее дело. Если, конечно, я не собираюсь покончить жизнь самоубийством прямо здесь и сейчас.
Жутко хочется открыть холодную воду и как следует умыться. А лучше вообще залезть в ледяную ванну, но, увы… место и макияж не позволят ни того, ни другого. Споласкиваю руки, некоторое время рассматриваю себя в прямоугольном длиной во всю стену зеркале, принимаю очередную дозу препарата, запиваю сырой водой из-под крана и, скрепя сердце, возвращаюсь обратно в зал.
Какое-то время брожу среди гостей, ищу взглядом своего мучителя. Я бы с радостью прямо сейчас сбежала бы отсюда. Как можно дальше и как можно быстрее.
«Ага, мечтать не вредно…» – получаю едкое замечание от внутреннего голоса и замираю у дальней стены.
Чудовище обнаруживается на небольшой сцене, с бокалом виски в одной руке и микрофоном в другой. Всё внимание направлено на него. Он что-то говорит о проделанной работе, трудностях и успехе, к которому «они» (допускаю, что присутствующие) пришли общими усилиями. Хвалит каких-то отдельных людей, отпускает пару шуток и завершает свою речь коротким тостом:
– За нас.
– ЗА НАС! – хором произносят собравшиеся, после чего выпивают из своих бокалов.
Вновь начинает играть лёгкая ненавязчивая музыка, а я так и стою на месте, поглощённая тенью, ниспадающей от широкого балкона расположенного прямо у меня над головой. С левой стороны длинный бар. Почти все стулья заняты. После произнесённой инквизитором речи, поднимается ещё и гул. Негромкий. Каждый переговаривается о чём-то своём, не сильно-то обращая внимание на происходящее вокруг.
Я снова вспоминаю о той фигурке на капоте двуцветной машины. Глупость какая-то, но эта мысль не даёт покоя. Или же наоборот… я её не отпускаю. Хватаюсь, как за спасательный круг в надежде, что он поможет мне выплыть из этой пучины или хотя бы не захлебнуться в холодной солёной воде.
И тут же на языке вдруг и правда появляется солоноватый привкус. Не сразу соображаю, что это слёзы. Я плачу. Стою у стены рядом с чёртовым баром и бессознательно, совершенно по-глупому плачу.
В дверях дальнего входа в зал замечаю знакомую фигуру. Отчего-то взгляд молниеносно выхватывает его из общей толпы, узнаёт мгновенно. Очень непривычно видеть Андрея в таком же строгом чёрном костюме, как и многие находящиеся здесь мужчины. Высокий, широкоплечий, подтянутый, с уложенными в не слишком замысловатую причёску волосами, он ведёт под руку какую-то девушку. Утончённую, фигуристую и очень красивую блондинку в таком же чёрном, как его костюм, платье в пол на тонких бретелях. Но ещё более глупо то, что я внезапно вспоминаю, как называется эта чёртова марка, с этой треклятой металлической фигуркой на капоте – «Ролс-Ройс». Это был «ролс-ройс».
5
Надеясь, что никто не заметил моих слёз, быстро нахожу в сумочке салфетки, маленькое зеркальце и аккуратно промокаю глаза, стираю влагу со щёк и губ. Понимаю, что это нервное. Даже если таблеткам и удаётся замаскировать некоторые симптомы моего расстройства, это не значит, что они пропадают вовсе. Мозг очень странная штука. Он живёт по каким-то своим лишь ему одному понятным правилам и законам. И даже если упиться всеми этими таблетками, погрузившись в такую мощную эйфорию, что она окажется вровень с наркотической – это едва ли спасёт тебя от последствий и уж тем более не исцелит.
Таблетки – лишь временная мера. И этот случай, наверное, единственный, когда временное имеет крайне мало шансов стать постоянным.
Я слежу за его перемещениями по залу, среди гостей. Наверное, слишком пристально, быть может, даже нагло, однако ничего не могу с собой поделать. Внутри нарастает странное тяжёлое чувство, пронизывая внутренности, будто игла с длинной чёрной нитью. Она стягивает их плотнее и плотнее, пока все органы и вовсе не превратятся в один маленький пульсирующий болью комок. Пройдёт ещё немало времени и произойдёт немало событий, прежде чем я окончательно осознаю это чувство. Прежде чем наберусь сил, чтобы разрезать эту тонкую, впивающуюся и режущую нутро нить.