«И постарайся сделать так, чтобы Никольский не узнал, что ты типичная шалава…»
С губ срывается нервный и, должно быть, не совсем здоровый смешок. Возможно, кто-то в этот момент, наконец, обращает на меня своё бесценное внимание, но сейчас уже всё равно. Я подношу к губам бокал шампанского и выпиваю его почти залпом. Следующие несколько минут упорно занимаюсь самоуничтожением, а довершит сие действие мой персональный инквизитор. Старательно и со знанием дела унизит, изничтожит, сожжёт и превратит остатки меня в пыль.
И будто прочитав мои мысли, он возвращается через несколько минут. Я иду навстречу этому монстру и улыбаюсь, чётко осознавая, что до финального акта осталось всего ничего. По обыкновению он вторгается в моё личное пространство, обнимает за талию и тоже улыбается в ответ, однако его улыбка сквозит недоверием на жёстком лице.
– Веселишься?
– Да, – киваю уверенно и успеваю сделать ещё один глоток шампанского, прежде чем чудовище забирает бокал из моих пальцев и оставляет его на подносе проходящего мимо официанта. – Вы… гм, – растягиваю ещё более широкую улыбку. – Ты ведь сказал мне веселиться и отдыхать.
– Верно, – короткий кивок. – Сказал.
– Вот я и веселюсь.
– Сколько ты выпила?
Заглядываю в кошмарные чёрные глаза, что расплываются под влиянием алкоголя в крови, и не нахожу там злости или хотя бы недовольства. Мне кажется, что они смеются надо мной, я их забавляю…
Я смешная шлюха Лера!
Безумно хочется издать дурацкий смешок, и я не отказываю себе в этом:
– Не знаю. Я не считала.
– Пить ты явно не умеешь.
– Нет. Не умею. Есть хочу.
Чудовище вскидывает брови, и улыбка на его лице внезапно становится отчётливее, однако в ней всё так же присутствует сухость и контроль.
– Пойдём в номер, – только и говорит инквизитор, после чего уводит меня к одной из лестниц, ведущих на второй этаж.
Теперь происходящее вращается ярким красивым калейдоскопом – коридор с интересными картинами на стенах; просторная гостиная одного из номеров, заставленная всё той же дизайнерской и дорогой мебелью; чудовище, звонящее кому-то со стационарного местного телефона; чудовище, приближающееся ко мне, обнимающее моё онемевшее и почти ничего не чувствующее тело, целующее шею, сминающее маленькую грудь; официант, расставляющий яства на невысоком журнальном столике; короткий ужин, в процессе которого мне удаётся проглотить лишь пару кусочков… чего-то. А затем… Затем большая двуспальная постель, горячие жадные руки на моём обнажённом дрожащем теле, боль от проникновения и жжение от ретивого жёсткого секса. Как и в прошлые разы, он трахает меня всю последующую ночь. Усердно. Настойчиво. В мыслимых и немыслимых позах. И я не плачу, не испытываю страха, не мечусь между разными ипостасями своего поражённого болезнью истерзанного рассудка. И даже не смеюсь. Молча сношу все издевательства и надругательства над своим телом, представляя себя куклой. Неодушевлённой. Пустой. Лишённой хоть каких-то чувств.
Глава тринадцатая
Андрей (5)
1
Стоит выйти из душа, как со стороны постели доносится:
– Андрюш, мне ску-у-учно…
Вытираю мокрые волосы, бросаю полотенце на кровать, иду к вещевому шкафу.
– И что ты мне предлагаешь сделать?
– Не знаю. Удиви меня! – Полина тут же оживляется, приподнимаясь на локтях. Откровенно и без капли стеснения рассматривает меня с ног до головы. К слову, я голый. Полностью. Девушка останавливает внимание на той части тела, которой я удивлял её прошлой ночью и сегодня утром, после чего облизывает губы.
– Некогда, Лин. Сегодня ещё дела есть.
– Ну-у-у… – протягивает обиженно. – У тебя вечно дела! Совсем перестал ко мне приезжать.
Достаю из вещевого шкафа бо́ксеры, чёрную футболку, джинсы, носки.
– Забыла где ты?
– Не забыла… – понижает голос, однако затем вновь набирает децибелы, подкидывая новую порцию «аргументов»: – Мы не виделись целую неделю, между прочим! Ты мне почти не звонил и не писал, так что считай сегодня – это твоё официальное извинение.