Чего?
Я до сих пор не могу понять. С тех самых пор, как покинула свою комнату в коммуналке.
И всё-таки в моей безумной жизни сохраняется крупица суицидального везения. Буквально на кончике бритвенно-острого ножа. Проснувшись в огромной постели, в ворохе измятых простыней, одеяла и подушек, я обнаруживаю себя в полном одиночестве. Требуется колоссальное усилие, чтобы заставить себя подняться с кровати и проверить каждую комнату, и каждый закуток номера.
Чудовища нигде нет.
В гостиной царит беспорядок, как унизительное напоминание о вчерашнем вечере. На журнальном столике грязная чашка из-под кофе, рядом пепельница с несколькими окурками, мои немногочисленные вещи разбросаны там и тут, в прихожей обнаруживаются туфли в относительной разлуке друг от друга, в воздухе витает странная смесь запахов. Не могу назвать их неприятными, однако ж…
Запоздало и лениво мозг посещает мысль, что было бы неплохо одеться. После пробуждения я так и хожу в чём мать родила, но более удивительно и странно то, что это маленькое обстоятельство меня абсолютно не смущает. Даже если сейчас входная дверь распахнулась бы, и в номер вошёл мой мучитель, мне кажется, я бы не смутилась. За прошедшую ночь внутри возникло какое-то затвердевшее тупое безразличие ко всему вокруг.
Предпринимаю попытку открыть входную дверь – заперто. Бросаю долгий и задумчивый взгляд на закрытое тюлевыми занавесками широкое окно, сквозь которое сочится яркий утренний свет, после чего ухожу в ванную комнату.
Одиночество моё длится недолго, чудовище возвращается примерно через час. За это время я успеваю привести себя в порядок: принимаю душ, использую дезодорант, который нахожу на одной из тумб ванной комнаты в небольшой плетёной корзинке с красивой голубой лентой на высокой ручке. Там же обнаруживаются различные крема и ароматические масла для тела. Предполагаю, что косметический набор, как и средства гигиены, предоставляются гостям по регламенту пансионата, равно как, и полотенца, халаты, щедро заполненные мини-бар с холодильником и прочие мелочи.
Снова надеваю платье, туфли, долго расчёсываю спутавшиеся волосы, собираю их в высокий хвост на затылке. Сегодня я уже не выгляжу, как прекрасная нимфа коей была вчера. Глаза чуть припухли, покраснели и кажутся неживыми. Из отражения в зеркале на меня смотрит привычно худощавое осунувшееся лицо с высокими скулами и бледными губами, достоинства которых больше не подчёркивает профессионально подобранная помада. И только тени под глазами почти незаметны. Несмотря на похмелье, головную боль и жуткую ночку, мне удалось относительно выспаться.
Мой мучитель немногословен. Он сухо констатирует, что я хорошо выгляжу и сообщает, что вскоре пойдём завтракать, а ещё на сегодня запланированы шашлыки с какой-то развлекательной программой. Что ж… видимо, домой я действительно вернусь не скоро. Да и кто, собственно, станет спрашивать о моих желаниях? Правильно, никто, а потому я просто киваю в ответ. Сказать мне нечего. Единственное, чем заполнены мысли:
«Скорее бы уже таблетки снова подействовали…»
Мне нет дела до редких колких взглядов и завуалированных под дружелюбие провокационных вопросов «дружков» инквизитора, с которыми встречаемся по дороге до задней терраски, где буквально вчера вечером ко мне в трусы пытался залезть ещё один ублюдок с манией величия. Я всё так же натянуто-вежливо улыбаюсь, киваю и лишь изредка и максимально коротко что-то говорю. Чудовище ведёт праздные беседы, на меня внимания почти не обращает. Иногда касается внешней стороны моей ладони, которой держусь за его локоть, словно проверяя – на месте ли я. Хотя уверена, делает он это с какой-то другой только ему одному понятной целью.
Мы гуляем по деревянным мосткам и тропинкам территории пансионата довольно долго. Радует, что погода сегодня гораздо лучше, чем вчера. Солнце всё так же скрыто тучами, однако уже менее влажно и более тепло. Изо всех сил стараюсь сконцентрироваться на том природном великолепии, что меня окружает со всех сторон. Дышу глубоко, но размеренно и незаметно. Воздух тут удивительный, свежий, первозданный. И на какое-то время мне действительно удаётся отвлечься, забыть кто я, где и с кем. Единственное, что не переставая режет и вторгается в мой маленький хрупкий кокон умиротворённости – это странная озабоченность, исходящая от чудовища. Он старательно напускает на себя вид непринуждённости, однако меня не покидает ощущение, что что-то не так. Какое-то неразборчивое напряжение витает в воздухе.